Андрей Акцынов - Бретёр

В ответ народ поддержал нацболов и кто-то даже прикрыл собой. Думали, что их начнут точечно вылавливать из толпы, но пока что они выжидали.

Они стояли с народом одной могучей цепью. Перекрыть широченный, как разлив реки Волги, проспект Стачек целиком в таком количестве невозможно, но им удалось занять целый его рукав. Такие действия попадают под административную статью.

Понятное дело, что правоохранители немедленно организовали объезд, так что их акция не возымела должного эффекта, правда, отдельные тупицы выстраивались перед ними на машинах и бибикали. Небольшая группа ментов – те, которые поавторитетнее, – ставка главного командования, что-то решали, а потом разошлись, глядя на них. Из камер нацболов снимали уже крупным планом, они чувствовали легкий неприятный мандраж.

Все, сейчас будут брать!

Сотрудники кидаются на них, как на амбразуру, выхватывая всех подряд из их цепи; цепь уже разорвана и превратилась в клочья. Кто задержан, кто скоро будет задержан, кто кидается врассыпную. Когда два озверевших мента бросились в аккурат за Бретёром с Лешей, то они резко рванули в сторону и им удалось запрыгнуть в трамвай, менты за ними. Вот они уже бежали по кишке трамвая… потом выпрыгнули в последнюю дверь и уже неслись неведомо куда. Вроде как пронесло.

Они еще какое-то время прятались во дворах, пока все не рассосалось. Бретёр медитировал. Когда засыпал, он часто видел яркие, экстремально живые сны, которые никак не может увидеть обычный человек. Во сне он мог ощутить вкус, прикосновение, взмыть в небо и сражаться с джиннами. Иногда он мог чуть задремать и увидеть грезы наяву, чуть позже он узнает, что это не совсем обычный дар.

Прищурившись, он смотрел на город и видел… дымящиеся городские руины, их кривизну и неровность – все это напоминало огромный рот злой хищной старухи. Высотку уродливо перекосило, дворец – с него сошла кожа-штукатурка, а этот, после продолжительной атаки, и вовсе похож на источенный клык, какое-то могучее дикое растение проросло из всех щелей, кое-где разорвав в клочья архитектуру. Отдельные строения полыхали от огня, так что небо наполнено сиянием апокалиптического ужаса. Весь город захвачен и оккупирован их войсками.

Армейские сапоги, АК-47 и еще несколько единиц всякого мелкого оружия – они шествуют с Лешей по городу и время от времени делают несколько залпов в воздух, чтобы подогревать напряжение.

Людей немного, разбросанные тут и там маленькие группки. Кто подвергается немедленному или отсроченному насилию, в зависимости от их сиюминутных предпочтений, их охватывают приступы внезапной жестокости, которая, впрочем, ничем не мотивирована. Такое бывает у полубогов, перед которыми ползают на коленях.

Все население города в их руках. Можно делать с людьми все что угодно. Проводить геноцид или реализовывать общественные утопии самого различного толка.

На центральной площади города установлен праздничный эшафот. Здесь без разбору казнят чиновников городской администрации. Судьи в цветных мантиях – подростки лет по пятнадцать – коротко зачитывают приговор, а палач в черном, как полагается, одеянии приводит в действие исправно работающий механизм гильотины. Время от времени гильотина тупится, застревает в шее жертвы, как десертная ложечка в желе. Тогда палач вытирает пот со лба, берет здоровенный нож и дорезает голову собственноручно. Головы складируются в бочку для мусора, перевязанную красными лентами…

Все, отставить! Бретёр обнаружил у себя внутри странную склонность к насилию и испугался ее. С другой стороны, насилие – это, вне всякого сомнения, проявление жизни, сама жизнь. Брать города, брать женщину – все это насилие.

Он приоткрыл глаза. Город был никем не захвачен и жил в привычном ритме. Что касается гильотин, то ее, конечно, тоже нигде не было. Сейчас это дорогое удовольствие, и ее можно приобрести только во Франции по спецзаказу.

– Я в шоке, я просто в шоке! – Рыжая борода нервно расхаживал взад-вперед во время собрания, руки дрожали, а глаза искрились патологической злобой и ужасом. Женя Павленко никак не мог успокоиться.

Вчера в пьяной драке зарезали бывшего гаулейтера петербургского НБП [1]Андрея Гребнева. Вживую Бретёр его никогда не видел, но по рассказам партийцев составил себе портрет крепкого рабочего парня с окраины, дерзкого, безбашенного и заносчивого.

«А ну-ка, все вставайте в строй! А кто не встанет – тому я лично дам в морду!» – кричал на шествии молодой фюрер в кожаной куртке и берете в стиле команданте. На собрании царила атмосфера беспросветного мрака, даже говорили вполголоса. В углу стоял его брат Сид и молчал, его жена плакала.

Когда-то в Питере было два известных гаулейтера: Андрей Гребнев и Дмитрий Жвания, они были антиподы. Первый: ярый националист, предводитель ватаги уличных штурмовиков. Второй: интеллектуал-индивидуалист, тяготеющий к анархизму и разным мелким экзотическим течениям. В свое время в Питере между их сторонниками развернулась настоящая баталия, тогда нацболы захватили крейсер «Аврора» (каждая группа отвечала за определенную часть акции). Борьба за власть, как видите, идет даже в полузапрещенной партии, где дело ну никак не касается денег, а до реальной власти в стране еще ой как далеко.

Гребнев активно нравился Лимонову и в конечном итоге выиграл, но позже стал с трудом выносим из-за наркотиков и отошел от руководства; как-то, когда Лимонов приехал проинспектировать отделение, тот сутки пролежал в соседней комнате, обдолбанный «колесами», и даже не вышел пожать руку вождю. Сейчас в Питере вождя не было, но было коллективное руководство.

Накануне Бретёр бухал в коммуналке у одного рядового старого нацбола, которого за глаза называли Угрюмый, так тот полностью выдал ему весь расклад, от партийных кличек до самых интимных сплетен. Встреча сопровождалась просмотром старых партийных фотографий. Бретёра, понятное дело, больше всего интересовала вылазка отряда Лимонова на Алтай, он до сих пор не понимал, что там на самом деле произошло. Он расспрашивал, но деликатно, чтобы не показаться каким-нибудь ментовским стукачом – ибо члены радикальной партии по понятным причинам люди довольно подозрительные. Выяснилось, что из питерских в отряде был только Сид. Угрюмый сказал, что Сид – личный друг Лимонова. «Вот это да!» – подумал Бретёр.

– Ну, понятное дело, ребята на Алтай не просто так отдыхать ездили! – резюмировал партайгеноссе.

Было ли в действительности оружие? Если да, то сколько автоматов? (Бретёр слышал по телевизору невнятную расшифровку переговоров в программе «Человек и закон: суд над призраком».) Если речь шла об отторжении территорий Северного Казахстана в пользу России, то каким образом? Что мог отряд из нескольких человек? Это же чистое безумие… Завербованный ФСБ предатель Акопян гордо утверждал, что они готовились проводить диверсии и теракты на крупных предприятиях, для чего больше года занимались промышленным шпионажем. Бретёр подумал, что правду про алтайский поход он узнает еще очень не скоро.