Дмитрий Барчук - Александрия

Царь сделал вид, что пассаж относительно «гадины на груди» не расслышал, а если и расслышал, то не принял на свой счет, но лицо у него сделалось сосредоточенным.

– Положим, ваши отношения с женой – это личное. Хотя в императорской семье свои правила на этот счет. Но почему вы совсем устранились от государственных дел, этого я понять не могу. Помните, как мы мальчишками отлавливали из пруда щук, чтобы они не ели других рыб? Сейчас мы можем и должны сделать то же в обществе людей. Разве не к этому обязывает нас верховная власть? Не этому ли нас когда-то учил мэтр Лагарп?

И тут великого князя прорвало:

– Это не я, это вы, Ваше Императорское Величество, забыли уроки великого гражданина. Думаете, если убрали с площадей отцовские виселицы, разрешили круглые шляпы и длинные брюки, то хорошо усвоили уроки Фредерика Сезара! Монсеньор учил нас, что все люди рождаются равными, что наследственная власть есть дело чистого случая, что свобода одинакова для всех. Если вы это помните, то должны были, взойдя на престол, первым подготовить указ о Конституции, а второй – о собственном отречении. Вы же этого не сделали. А только просиживаете штаны со своими потешными реформаторами на своем Тайном совете, или, как вы еще себя гордо именуете, Комитете общественного спасения, и рассуждаете о свободе, равенстве, братстве, ничего реально не делая.

Молодой царь нахмурился.

– Вы правы по существу, но сильно ошибаетесь относительно способов достижения цели. Важность и масштаб назревших реформ настолько серьезны, что любая поспешность в государственном переустройстве может больше навредить, чем принести пользы. Поспешать надо медленно, с умом. Не так, как французы…

Константин перебил брата:

– Наполеон, в отличие от вас, проводит настоящие реформы. А вы заключили с англичанами союз против этого великого человека, преобразующего Европу!..

Когда Константин нервничал, он сильно походил на отца. Тот же лихорадочный блеск в глазах, та же торопливая, слишком эмоциональная речь, те же взмахи руками перед лицом собеседника…

После такой беседы в дороге настроение у государя испортилось, аппетит пропал окончательно. За ужином он сидел грустный, на материнские вопросы отвечал невпопад, а вскоре сослался на головную боль и уехал. Константин отделался легким испугом.

Из Тильзита всадники выехали ранним утром. Солнце только взошло на небосклон, но еще не проснулось до конца, поэтому светило рассеянно и вяло. В перелесках щебетали птицы. Под копытами лошадей в траве сверкали крупные капли ночной росы. Прекрасная пора для конной прогулки!

Но король Фридрих-Вильгельм в седле держался отвратительно, его лошадь то и дело сбивалась с шага, поэтому и другим наездникам приходилось сдерживать своих коней.

На одиноком хуторе прусский король и его небольшой штаб спешились и остались ждать своих союзников, которые поскакали дальше к Неману.

Над рекой еще клубился густой пар, когда Александр со своей свитой выехал на берег. Посредине блестящей на солнце водной глади чернели два неподвижных плота. На широком, укрытом коврами плоту был установлен походный шатер, над которым развевались французские и русские знамена, а также штандарты с литерами «А» и «N». Рядом стоял на якоре плот поменьше с маленькими палатками для свиты императоров.

– Как я завидую вам, Ваше Величество! Вы через считанные минуты встретитесь с величайшим человеком Истории! – как всегда, брякнул невпопад скакавший рядом Константин.

Царь промолчал.

– Если бы эта встреча произошла раньше, сколько бы жизней она сохранила. Двенадцать тысяч наших солдат сложили головы под Аустерлицем, двадцать шесть тысяч мы потеряли под Эйлау и восемнадцать тысяч – под Фридландом. Как хорошо, что вы, наконец, решили прекратить войну. После падения Кенигсберга нам оставалось только раздать каждому солдату по пистолету, чтобы они пустили себе пулю в лоб, ведь все равно в следующем сражении им суждено было погибнуть. Противостоять военному гению Наполеона бесполезно. И то, что он сейчас, вчистую выиграв кампанию, соглашается на мир, говорит о благородстве и величии его души…

Александр не выдержал и одернул брата:

– Вы можете хотя бы сейчас помолчать!

Нервы государя и без того были на пределе. Ему тяжело было решиться на эту встречу. Его самолюбию претило заискивание перед корсиканским чудовищем, выигравшим у него все сражения, но выхода не было. Армия Наполеона уже стояла на границе его империи, а противопоставить дальнейшему продвижению неприятеля ему было нечего. Оставалось только погибнуть или просить унизительного мира. А тут еще этот несносный Константин со своим обожанием Бонапарта.

Французы с противоположного берега увидели царский кортеж. И сразу заревели трубы, затрещали барабаны, извещая о прибытии российского самодержца.

Но счастливый победитель не спешил объявляться.

Царские кони уже несколько часов мирно паслись на пригорке, а всадники, удобно расположившись на травке, наблюдали за оживлением во французском лагере.

И только после полудня вражеские матросы в ярких синих куртках стащили на воду лодку. Наш вельбот уже давно стоял наготове, и местные рыбаки в грязных белых плащах, сидевшие на веслах, ожидали лишь императорского приказания, чтобы отчалить.

А вот и главный виновник торжества.

Наполеон появился внезапно из прибрежных зарослей в сопровождении четырех блистательных генералов и сразу же сел в приготовленную для него лодку. Александру со своей свитой пришлось поспешить к берегу, чтобы не отстать.

Ровно в час дня раздались два выстрела из пушек, и гребцы у противоположных берегов реки налегли на весла. Французы и на этот раз оказались проворнее медлительных русских. Император первым спрыгнул на плот, и когда причалила лодка Александра, он подал руку царю и помог ему перебраться.

Для своих неполных тридцати восьми Наполеон выглядел неплохо. Холеное лицо и властный взгляд, а округлившийся животик красноречиво свидетельствовал о полноценном, несмотря на походный образ жизни, питании. Он был одет в свой любимый серый мундир гвардейских егерей. Через плечо у него была перекинута лента Почетного легиона, а на голове красовалась знаменитая маленькая шляпа. Молодой царь, не достигший и тридцати, тоже выглядел прекрасно в мундире Преображенского полка.

Сопровождавшие Александра великий князь Константин, министр иностранных дел барон Будберг, два адъютанта и прямой виновник двух последних конфузий под Эйлау и Фридландом, командующий армией генерал Беннигсен, выгрузились на малый плот, где их уже поджидали наполеоновские маршалы Бертье и Бессьер, а также генералы Дюрок и Коленкур. На лицах французов сияли улыбки победителей.