Дмитрий Барчук - Александрия

И Неклюдов исчез. А я остался стоять как вкопанный возле могилы. И смотрел, как комья чернозема разбиваются о крышку гроба, навечно закрывая дорогого мне человека. И я разрыдался.

Мог ли я ответить Неклюдову нет? Что случилось бы тогда со мной и с моими близкими? И не лучше ли было даже принять тогда смерть, чем все последующие годы терпеть муки совести? В который раз уже задаю себе эти вопросы, но не нахожу на них ответа.

Как бы мне не был симпатичен Наполеон, но мой путь больше похож на стезю Александра. Как он когда-то позволил свершиться преступлению и принял жертву в лице собственного отца, такой же грех спустя два века взял на свою душу и я. Переступив через отцовский труп, он высоко вознесся, я тоже достиг немалого, получив наследство от человека, которого я любил, как отца, но палец о палец не ударил, чтобы воспрепятствовать его гибели, и не нашел в себе мужества умереть вслед за ним. А наоборот, стал способствовать обогащению людей, на руках которых была его кровь.

Но я нашел себе пример для подражания – графа Монте-Кристо. Я был Эдмоном Дантесом, а Иван Матвеевич – моим аббатом Фариа, оставившим мне свои несметные сокровища и собственной смертью развязавшим мне руки. Для мщения. Я должен выжить во что бы то ни стало. Разбогатеть, как граф Монте-Кристо. А когда я стану настолько же влиятельным, как он, то смогу поодиночке разделаться со своими врагами. И месть моя будет страшна. Сколько ночей провел я без сна, обдумывая различные сценарии своего возмездия, а наутро приезжал с темными кругами под глазами в банк, встречал Неклюдова и улыбался ему. И снова продолжал умножать капитал неведомых мне акционеров.

Украденные группой товарищей деньги партии, которые оказались в моем распоряжении, семье дяди Вани не принесли счастья. После его похорон вдова тоже начала быстро сдавать, и через полгода ее похоронили рядом с мужем. Их собаку – Рицу 2‑ю, дочку первой Рицы – я забрал к себе. Но мастифы долго не живут. Неаполитанка быстро зачахла в моем доме без прежних хозяев. Дочь Ивана Матвеевича работала искусствоведом в Третьяковской галерее. Она не смогла ни понять, ни принять рыночных преобразований и, несмотря на то, что материально ее семья ни в чем не нуждалась, после смерти матери с головой погрузилась в религию и вскоре ушла в монастырь, оставив все имущество – квартиру, дачу и прочее – дочери.

Внук Ивана Матвеевича стал наркоманом. Не поделив дозы с таким же несчастным, как он сам, перерезал ему горло кухонным ножом и отбывал долгий срок в колонии строгого режима. Я хотел вмешаться и вытащить его из тюрьмы еще до суда, но его мать запретила мне это делать.

– Он должен сполна искупить свой грех, – сказала она.

Благополучнее сложилась судьба у внучки. Старик еще при жизни неоднократно сватал ее за меня.

– Вот, Миша, какая тебе нужна жена, – приговаривал он, показывая на Аленку. – А ты нашел себе черт знает кого. Жениться надо на женщине, с которой собираешься жить, а не только спать.

– Так она же меня на десять лет младше, – отшучивался я. – Еще посадят за совращение малолетних.

– А ты погоди делать скоропалительные выводы. Вот будет тебе за тридцать, посмотрим, как ты станешь заглядываться на молоденьких девчонок. Тогда попомнишь мои слова. А уж тем более после сорока, – убеждал меня Иван Матвеевич.

Время, действительно, показало, что он был прав. Только на Аленке я так и не женился.

Она, с отличием закончив факультет международной журналистики в МГИМО, сразу выскочила замуж за студента Университета дружбы народов кубинца Хосе Марию Родригеса и улетела с ним на Остров Свободы, наотрез отказавшись от какого-либо приданого с моей стороны. Правда, через два года позвонила из Майами и попросила прислать денег. Они с мужем бежали от Фиделя Кастро на моторной лодке и сейчас находились в лагере для интернированных лиц без всяких средств к существованию. Я позвонил своему американскому адвокату и попросил помочь. Уже через месяц Алена с мужем имели вид на жительство в США и несколько сотен тысяч долларов на счете в банке. Потом они переехали в Сиэтл, открыли небольшой семейный бизнес, связанный с рекламой компьютерных технологий. Но вскоре обанкротились, и кубинский муж сбежал, прихватив последние деньги.

Мне пришлось слетать в Женеву и перевести еще денег на новое Аленкино предприятие, уже связанное с Голливудом. Но и оно благополучно прогорело. Потом была адвокатская контора в Филадельфии, плантация цитрусовых во Флориде…

Но любой бизнес, за какой бы она ни бралась, у нее заканчивался неминуемым крахом. Наконец моему терпению пришел конец. Я назначил ей встречу в Нью-Йорке, приурочив ее к своей служебной командировке в Штаты.

Каково же было мое удивление, когда в ресторан, где я ее поджидал, пришла потрепанная, сильно располневшая женщина, выглядевшая намного старше своих лет. Чмокнув меня в щеку чересчур накрашенными губами, она стала раскладывать передо мной листы очередного бизнес-плана.

– Мне нужно каких-то пять миллионов, и я за год верну все дедушкины деньги, – заявила она мне нетрезвым голосом. – Ты ведь не забыл, что я теперь его единственная наследница?

– А не лучше ли просто положить эти деньги на сберегательный счет в надежный банк и жить на проценты? Завести семью, детей? Издать свои стихи, наконец? Ты же неплохо когда-то писала, – попробовал возразить я.

Алена быстро разделалась со своим коктейлем и тут же заказала новый.

– Майкл, ты совсем не понимаешь Америки. В этой стране остановиться – значит отстать безвозвратно. На этот раз успех гарантирован. Уж сейчас-то я возьму свое…

К концу вечера она так напилась, что мне пришлось отвезти ее домой на такси. Она снимала небольшую студию в непрестижном районе. Я позвонил в дверь, ибо достать ключи из своей сумки дама не могла, а рыться в чужих вещах я не умею. Дверь открыл смуглый юноша лет восемнадцати от силы. Мордашка на содержании. И, грубо переняв у меня нелегкую ношу, швырнул женщину на пол и пнул ее ногой в живот. А потом стал быстро кричать что-то по-английски.

Я вынужден был войти в квартиру и от всей души врезать этому наглецу кулаком в челюсть. Он тут же осел на пол рядом с Аленой. А я, оставив их лежать на полу, захлопнул дверь, спустился вниз, сел в ожидавшее меня такси и уехал к себе в отель.

Утром я попросил своего адвоката положить внучку моего учителя на лечение в лучшую наркологическую клинику и оплатить все ее счета, но никаких денег ей на руки без моего разрешения впредь не выдавать. Все-таки ошибся дядя Ваня: не жену я приобрел в лице его внучки, а всего лишь непутевую дочь.

Моя мама, когда я ей признался, что после смерти Ивана Матвеевича в моем распоряжении оказалась весьма значительная сумма, только повела плечами и сказала: