Дмитрий Барчук - Александрия

Но я боялся поверить своему счастью и продолжал жить, как жил, легко и свободно, без особых обязательств. Работа, ужины в ресторанах, случайные встречи с охотницами на богатеев. И лишь по воскресеньям я выбирался к маме и Лешке. После отъезда бывшей жены за рубеж, мой сын стал жить с бабушкой.

С 3 по 5 октября мы в банке запланировали семинар-совещание по изменениям в законодательстве о банковской деятельности. Пригласили руководителей и главных бухгалтеров своих филиалов со всей страны. Лекции должны были читать самые высокооплачиваемые светила отечественной науки. На три дня мы арендовали конференц-зал в гостинице «Космос». Здесь же забронировали больше сотни номеров для своих региональных сотрудников. В общем, подготовка этого мероприятия обошлась банку в копеечку.

А в Москве не пахло, а просто воняло новой революцией. Противостояние Ельцина и Верховного Совета достигло своего апогея. Президент объявил о роспуске парламента, но народные избранники забаррикадировались в Белом доме и отказались подчиниться президентскому указу. Депутаты даже проголосовали за отставку Ельцина и передали все полномочия вице-президенту Руцкому. Но я все равно не стал отменять семинар, ведь все его участники уже съехались в Москву.

Мое выступление было запланировано в самом конце первого дня. Я сидел в президиуме как на иголках. Секретарша то и дело подходила ко мне и приносила в тонкой красной папке сообщения о последних событиях. Из них я узнал, что вооруженная толпа предприняла захват телецентра в Останкино, что Руцкой возложил полномочия президента на себя, что часть воинских подразделений поддержала Верховный Совет. Я читал эти сводки о триумфальном шествии новой революции и, честно признаюсь, не знал, что делать. Казалось, что президентская власть в России вот-вот рухнет и надо успеть вовремя высказать свои верноподданнические чувства к парламенту. Этого требовали интересы моего бизнеса. Но, с другой стороны, из всего предыдущего исторического опыта России я знал, что бояре никогда не доводили страну до добра. Их победа обернется такой сварой между ними, такой дележкой сладкого государственного пирога, что даже нынешняя никчемная власть измученным согражданам покажется благом.

Я сократил свою речь до минимума, и все равно мы закончили работу лишь около семи вечера. На улицу я вышел, когда уже стемнело.

После долгого пребывания в душном зале свежий воздух московского октябрьского вечера, напоенный прохладой и дымом сгоревшей листвы, подействовал на меня освежающе, как холодный душ. Охранники, пригнувшись, быстро семенили вниз по ступеням лестницы к ожидающему меня кортежу из трех одинаковых джипов Grand Cherokee с затемненными стеклами. Я вначале не понял, в чем причина их столь странного поведения. Но затем, когда мои глаза освоились в сумерках, я различил, как вдали, за станцией метро «ВДНХ», где на ярко освещенном пятачке сновала толпа людей, темноту прорезали трассеры автоматных очередей. На улице, ведущей к телецентру, бронетранспортер отчаянно вертел башней и изрыгал вслед убегающим теням сверкающие гирлянды пуль. Двое охранников не дали мне досмотреть, чем закончится эта схватка, а подхватили меня под руки с обеих сторон и насильно потащили к машине.

Я попросил отвезти меня к матери, на «Сокол».

Бабушка и внук сидели у телевизора и, не отрываясь, смотрели последний выпуск новостей, когда я, открыв своим ключом дверь, вошел в прихожую.

– Папка! – радостно воскликнул девятилетний Лешка, бросился со всех ног ко мне и повис на шее.

Я так давно не замечал за своим сыном столь бурного проявления чувств, что невольно растрогался и чуть не пустил слезу.

– Слава Богу! Цел! – взмахнув руками, запричитала мама. – А тут такие ужасы показывают по телевизору. Гайдар выступил и призвал всех демократически настроенных граждан прийти на митинг к зданию Моссовета и поддержать правительство. Я уже испугалась, что ты туда поехал. Но теперь я тебя никуда не отпущу. Сиди дома. Будешь спать вместе с Лешкой на его диване. Ты ужинать будешь?

– Да. Я голоден как волк, – сказал я, снимая плащ.

– Только мы деликатесов не держим, – предупредила мама. – У нас на ужин любимое блюдо твоей бабушки – жареная картошка с капустой и яйцами. Давно такого не ел?

Мы с сыном так налегли на эту простую еду, что вдвоем умяли содержимое всей сковороды, даже маме ничего не оставили.

– Ничего, кушайте, – приговаривала она. – Я лучше булку с маслом съем.

А потом, сытые и довольные, мы улеглись на диван и стали дальше смотреть телевизор.

Репортеры брали интервью у известных людей, которые собрались у памятника Юрию Долгорукому. Один лишь я снова отсиживался дома, в обществе матери и сына.

– Надо бы туда поехать, – обмолвился я. – Там делается история.

– И я с тобой! – обрадовался Лешка и схватил меня за руку, будто я собрался уже уходить.

– Сидите дома. Оба! – тоном, не терпящим возражения, заявила мама. – Никуда я вас не отпущу.

Потом показали баррикады возле Белого дома. Диктор рассказывал о снайперах, которые засели в ближайших домах и ведут оттуда беспорядочную стрельбу по москвичам, но неизвестно, на чьей они стороне.

И тут меня как будто током ударило. Господи! Но ведь там же живет Татьяна! Окна ее квартиры выходят как раз на Белый дом!

Я вскочил и стал лихорадочно набирать номер ее домашнего телефона. Включился автоответчик. Родной голос поведал мне, что никого нет дома, но я могу оставить свое сообщение.

– Танечка, дорогая, с тобой все в порядке? Я очень волнуюсь за тебя. Пожалуйста, перезвони мне по телефону…

И я продиктовал телефон маминой квартиры. Но она не перезвонила ни через час, ни через два. Уставший Лешка заснул прямо перед телевизором. Я взял сына на руки и держал его, пока мама раздвигала и застилала простыней диван.

– Мамуль, извини меня, пожалуйста. Но мне, правда, нужно съездить в одно место. Не волнуйся, не к Моссовету. Просто один очень дорогой мне человек не отвечает на мои звонки. Я очень волнуюсь за нее, – сказал я маме, когда мы, выключив свет в большой комнате, перешли на кухню.

Мама внимательно посмотрела мне в глаза и только спросила:

– Ты любишь ее?

– Пока не знаю точно, но очень боюсь ее потерять.

– Тогда езжай. Только будь осторожен.

На Ленинградском проспекте я голосовал долго, пытаясь поймать машину. Останавливались многие – и таксисты, и частники, но когда узнавали, что надо ехать чуть ли не к самому Белому дому, тут же отказывались.

– Ты что, дядя, совсем очумел. Там же стреляют! – покрутил пальцем у виска один паренек на старом Volvo, намекая на мои умственные способности.

Наконец один бесшабашный таксист согласился отвезти меня по указанному адресу.