Олег Шубинский - Олег Шубинский на каждый день

© Олег Шубинский, 2016

«Эта книга была написана…» так начинаются многие предисловия. Но данная книга еще не дописана хоть писалась десять лет, она есть пишется почти каждый день на моем счету в Facebook (multinum). Кстати, прежде, чем покупать манускрипт, вы можете сходить туда, отведать.

Первая часть книги состоит из коротких рассказов, в которых я рассказываю про себя, своих близких, свои духовные истоки. Я назвал это «Эпос». Но, в отличии от древнегреческого, не все в нем высосано из пальца.

Вторая часть называется «Дневник», хотя это не в полном смысле этого слова дневник. Чаще всего ежедневная запись – это афоризм, в той или иной степени связанная с актуальностью.

В заключение из вежливости, и для того, чтобы увеличить количество строчек в предисловии, желаю вам столь же приятного, сколько полезного чтения.

Конец двадцатых годов прошлого века. В маленьком ресторане на окраине Парижа небольшая компания русских эмигрантов справляет пятидесятилетний юбилей своего лидера, полковника Садовникова. Гражданская война давно проиграна. Уже не совсем молодые люди сидят без формы, орденов и знаков различия.

Как и каждая встреча, сегодняшний вечер приправлен горечью изгнания и чуждостью французскому обществу. Но официант вежлив, еда отменно-изыскана, водка холодна, а соседи, по-прежнему, куртуазны и задушевны.

Вдруг в ресторан входит человек средних лет в поношенном пальто, явно знавшем лучшие времена. Он направляется прямиком к столу, за которым сидит виновник торжества. Держа правую руку в кармане, он указывает слегка дрожащей левой рукой на полковника и, уже не на шутку дрожащим голосом, спрашивает: «Господин Садовников?»

Полковник не ожидал никаких подарков, но привык с честью нести свое имя и не прятаться за спины других. Он спокойно вымолвил: «Честь имею». «Убийца!» – почти взвизгивает незнакомец и выхватывает из кармана револьвер. Из вывернутого наизнанку кармана, как конфеты, посыпались патроны. Дворянки завизжали, а младшие офицеры повскакали с мест, машинально ища на боку давно уже отсутствующую кобуру. Садовников уже не раз смотрел в дуло пистолета, винтовки и даже пушки. Он медленно промолвил: «Ну что, умрем в одном месте, или будем жить, правда, далеко друг от друга?»

Все замолчали. Вдруг профессор-египтолог Картов, вертя в руках один из выпавших патронов, задумчиво говорит: «Посмотрите – холостые. Он не хочет никого убивать, он пришел пугать». Офицеры, пристально посмотрев на без пяти секунд убийцу и без шести секунд трупа, не увидели блестящих в барабане револьвера остриев пуль. Неудавшийся мститель опустил револьвер в левый карман пальто и, ссутулившись, пошел к выходу. У дверей он обернулся и выкрикнул: «Есть божий суд, сволочи!»

Белогвардейцы, молча, сидели переглядываясь. Вдруг корнет, разглядывая оброненный незнакомцем патрон, прорвал мертвую тишину своим почти юношеским голосом: «Черт возьми, профессор! Это не холостые патроны. Это пули со сточенным острием, для нанесения наибольшего урона при стрельбе с малой дистанции. Вы, профессор, вне области ваших научных интересов – бестолочь».

Я не знаю, когда точно и где конкретно произошло это, но, как папа говорил, мой дед, Илья Яковлевич Шубинский, пропал без вести осенью 1941 года где-то под Можайском. Зато я точно знаю, как погиб мой дед, хоть опять-таки не знаю, откуда знаю.

Его батальон стоял насмерть на одной из дорог, очевидно ведущих, как и все дороги, в Рим. Шли проливные дожди. Все вокруг превратилось в жижу глубиной по колено. Не о каких окопах не могло быть и речи. Но и фашистские танки не могли слезть с бетонного полотна шоссе районного значения. Они вязли в грязи и буксовали, разбрасывая во все стороны куски земли. Легкая добыча для четырех противотанковых ружей, которые с неотвратимостью судьбы дырявили легкую броню тогдашних немецких танков.

Танки все перли и перли, мой дед был снайпер. Он уже превратил в стальные костры три танка к тому часу, когда появился вражина – Ме-109. Он вынырнул из-за леса, и с первого захода стал методично расстреливать русских солдат, которым некуда было бежать или прятаться. Пока враг не расстрелял весь боезапас, было убито и ранено более двадцати ополченцев.

Выжившие с облегчением смотрели на то, как «Мессер» скрылся за лесом. Мой дед был на вершине развития нашей семейной болезни – циклотимии. Он стрелял без промаха, грел едким юмором замерзающие от ужасов войны сердца пехотинцев, и даже предсказывал будущее. Так у нас, Шубинских, протекает маниакальное состояние. Илья Яковлевич сказал однополчанам: «Маскируйтесь, как можете, кровосос вернется через полтора часа». А куда прятаться, когда кругом хлюпает грязь.

Сутулясь и покашливая в кулак, к моему деду подошел капитан и говорит: «Илья Яковлевич, тебе больше всех сейчас удача прет. Мы тебе добавим везенья до твоего «больше не лезет». Ты должен этот стервятник сбить. А то он нас всех до одного положит. У тебя один шанс, один выстрел. Либо завалишь урода, либо ты урод и все мы трупы. Рванут фашистские танки по этой дороге в подбрюшье Советского Союза давить наших баб и детишек. Далеко твое Голосково, не на пути группы армий Центр, но и туда доползут эти тараканы. Покажи, как силен твой Бог.

Моему деду было 42 – расцвет мужественности и продуктивности человека. Он не сомневался ни секунды. Из четырех ружей взял самое неизношенное, тщательно выбрал самый симметричный патрон, хлебнул из фляги батальонного сквалыги грамм тридцать водки, и начал принимать удачу из глаз русских мужиков, добровольно ушедших на фронт, защищать свои духовные ценности, которых, к слову сказать, было немало.

Самолет появился на пять минут раньше, чем ожидали солдаты. Дед был не совсем готов. Пехотинцы попадали в грязь, а Илья встал во весь рост с противотанковым ружьем на перевес. Его указательный палец дрожал на спусковом крючке. Немец был не дурак, он сразу увидел стоящего солдата и понял, что тот хочет его сбить. Летчик саркастически ухмыльнулся и начал пикировать на деда, что последнему было и нужно.

Дед знал, что шансы малы, и обратился к Богу, существование которого всю жизнь отрицал. Диалог между ними длился одну-две секунды, хоть вместил в себя тысячи слов. Вкратце, Бог поставил мужчину перед выбором: ты сейчас погибнешь и твой сын в твоем теперешнем возрасте получит два инфаркта, но ты собьешь самолет; или ты выживешь, но «Мессер» до темноты будет расстреливать твоих однополчан. У деда не было лишнего времени решать эту дилемму, но он выбрал точный выстрел.