Инна Тронина - Постумия

– «Так чего же ты, сокол, не летел самолётом?» – задорно пропела я цитату из Тимура Шаова, в очередной раз подлетая на вираже. На самом деле мне было совсем не весело. – Дань, ты не гони так – ещё навернёмся. Вроде, и снега нет, а всё равно почему-то заносит.

– И это говорит девушка по кличке Шумахер! – упрекнул Шипицын. На лобовом стекле сверкнули его белые зубы. – Какая-то ты сегодня робкая, Марьяна. Что же я сделаю, если уже двадцать минут двенадцатого? И ещё неизвестно, какие приключения ожидают нас в центре…

– Да, ты прав, Даня. Я действительно очень упахалась. Стала замечать, когда моргаю. А это первый признак того, что в любой момент могу отключиться. По крайней мере, сама ни за что никуда не поехала бы. Вот и сейчас сижу с открытыми глазами и вижу сон…

– И что тебе снится? – заинтересовался Шипицын.

– Зимняя сказка. Знаешь, когда все деревья в снегу, как на новогодней открытке? И небо палевое, нежное. В начале февраля несколько дней такая погода стояла. Я люблю эту красоту, особенно за городом. И чтобы снегу по колено… Ходишь, ходишь – все ноги промочишь. А потом у печки греешься и буквально умираешь от счастья. Так приятно, когда тепло проникает в тебя. Наполняет всю – до макушки…

– Да, помню, были такие дни, – кивнул Шипицын. – Так ведь, чёрт побери, соседка мне их испортила. До сих пор жутко.

– Как испортила? – удивилась я. Вообще-то Данька был спокойным парнем и старался ни с кем не ссориться.

– С балкона выпала, с шестого этажа, – тяжело вздохнул Шипицын. – Мы же не просто соседями были, а дружили семьями. Гуляли тем утром вместе. Катька – с коляской. Мы с сыном снеговика лепили. Как раз снегопад был сильный – с веток прямо комья летели. А у соседей застеклённая лоджия, как и у нас. Залепило всё снаружи, в комнатах стало темно. Катька и высунулась до пояса со щёткой. Она так часто делала. Я предупреждал об опасности, а она только хохотала. Говорила, что спортивной гимнастикой занималась – и ничего. А тут даже не знаю, как всё и случилось-то… Видимо, влезла на табуретку, чтобы повыше достать, и потеряла равновесие. А потом уж вниз затянуло. Я сперва подумал, что с крыши снег скидывают. А потом услышал характерный удар тела о козырёк над парадным. Сын Катькин в комнате заревел – как почувствовал. А она умерла не сразу. На козырьке этом стонала, плакала. Увозила её «Скорая» – кровь изо рта текла. Я по мобиле вызвал машину. Катька и шевельнуться не могла. Конечно, всё уже было ясно. А что делать? Прикинь – только что жила, смеялась. И раз – нет её…

– Кошмар какой!

Мне в сердце словно кольнули острой холодной иглой. Почудилось, что впереди распахнулась бездна. Будто не в Москву я еду, а лечу в космос без возврата. Такая тоска сжала горло, что я даже удивилась. Очень утомляет, вышибает из колеи, когда видишь чужое горе или слышишь о нём, а помочь ничем не можешь.

Вроде, всякое в жизни бывало, и лишняя трагедия вряд ли может так уж сильно меня задеть. Тем более что случилось всё с чужими людьми, а сама я ничего не видела. А вот то ли вдумалась в эти слова Даньки, то ли сердцем проникла – и обмерла в ужасе. «Только что жила, смеялась – и разом нет её…» Самое жуткое, что с каждым так может произойти – и со мной, и с Данькой, и с братом. При нашей работе тем более может…

– Сколько её ребёнку? – онемевшими губами спросила я.

– Тогда четыре месяца исполнилось. Старшей девочке три года. А мужа сразу же в коленно-локтевую позу поставили. Главное – прокукарекать, а там хоть не рассветай. У него ведь, как выяснилось, молодая подружка была. И какой вывод могут сделать наши Пинкертоны? Убил жену, чтобы не таскаться по судам. Мужик, конечно, запаниковал и начал путаться в показаниях. Он ведь как раз у любовницы был, когда жена из окна выпала. А той, разумеется, никто не верит. Ясно, выгораживает своего милого…

Даня взглянул на часы. Я тоже подняла рукав. Половина двенадцатого – надо спешить. Я закрыла глаза и глубоко вздохнула, чтобы сердце так не билось. Оно будто бы разрослось во всю грудь – и болело, болело…

Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем больше огней сверкало вокруг. Фары в лицо, красные габаритные огоньки, фонари, витрины, реклама, подсветка… Потоки света буквально затопили наш джип, стекали по стенкам кузова, сверкали на покрытых капельками стёклах. Там, за светом, клубился какой-то страшный, таинственный мрак, куда я вскоре должна была шагнуть…

– Мы с твоим братом в девяностые годы уже всё понимали, продолжал Даниил, играючи управляясь с «Хаммером». Он явно превысил скорость. Джип летел, как стрела, сквозь туман и снег, потому что мы уже опаздывали. Помним всё – и голод, и страх, и бандитские разборки. Ваш отец погиб тогда, и многие другие тоже. И всё-таки, поверь мне, жизнь была более честной, естественной. Ну, вроде войны. Есть явный враг, и с ним можно бороться. А рядом с тобой – уж точно друзья, соратники. Предательства тоже есть, но они единичны.

– Отец как раз и пал жертвой такого предательства! – едко заметила я. – Дядя рассказывал, как телефонистка слила бандитам информацию, и те устроили задачу…

– Да, конечно, но это было ЧП! – горячо возразил Шипицын. – Весь Главк на уши поставили. Тут же вычислили эту суку – буквально за два часа. А теперь столько всякой дряни вокруг, и никто ни в чём не виноват. Вот я о чём говорю! Нас успокаивают – мол, в моде теперь «тихий криминал». Никто особо не стреляет. Вроде как мы радоваться должны. Ну, там неуплата налогов, коррупция, мошенничество… Это ведь не бои на улицах. Терпеть можно, и ладушки. Но ведь за многими, с виду вегетарианскими случаями тоже стоят трагедии, кровь. А мы об этом и не подозреваем. Главное – скрыть, наврать, увести в сторону, улучшить статистику. Изобразить, что стало намного лучше, порядка больше. Взятки, конечно, берут, деньги отмывают. Но вроде как грабежей и разбоев меньше. Всё теперь культурно – через компы, банкоматы, терминалы. А ведь это значит, что кругом орудуют свои. Те, кто в «доле». Случайный человек может напасть в подворотне, но он никогда незаконно не возместит НДС без содействия изнутри системы. Рука руку моет. Все скользкие, как угри. Выворачиваются, зубы заговаривают, свои заслуги щитом выставляют. И потому мы уже сами себе не верим, кругом ищем подвох. Вот это страшно, Марьяна, понимаешь? Все кругом такие правильные – аж слеза прошибает. Родину любят до инфаркта. А на деле… Преступления против стариков и детей, педофилия, невыплата зарплаты, некачественные врачебные услуги – это ведь часто даже хуже, чем те перестрелки на «стрелках». И за жабры фиг их возьмёшь, особенно если «крыша» надёжная. А то и сам схлопочешь, вовремя не раскусив намёк. Вот докажешь всё, как положено, – и наркоторговлю, и махинации с жильём, и хищение денег с карт… От последнего масса народу погибла, пострадала! Одних суицидов немеряно. Бывает, что последнего люди лишаются. Раковые больные стреляются, вешаются, потому что их бесплатные обезболивающие препараты на сторону толкнули. И никто ни за что не отвечает. У всех инструкции – не подкопаешься. Чиновники вообще сплошь святые – только о народном благе радеют. Но тронуть их не моги! Сразу же дорогой адвокат подаёт «летучку». И очень вежливо напоминает суду, на что тот должен обратить внимания. И попробуй не обрати – сразу же у судьи грехи сыщутся. Про оперов вообще молчу. Вот везу тебя сейчас и Богу молюсь. Лишь бы не пришлось в понедельник отпустить всех тех, кого сегодня, в пятницу, взяли…