Наталья Горская - Дендрофобия

© Наталья Горская, 2016

© Издательство «Написано пером», 2016

Есть мнение, что после Венеции всё разочаровывает. Понятно, что после необычайной красоты привычная глазу обыденность уже не воспринимается красивой, а напоминает недостойные претензии на прекрасное. Венеция очаровывает даже тех, кто её никогда не видел. Влияние этого города на мир и культуру столь велико, что в его честь названа целая страна – Венесуэла! Венеция поражает не тем, что принято учитывать при определении красоты города – архитектурой, памятниками, театрами и музеями, уровнем жизни – а своей основой, фундаментом. А в основе её – вода. Города по основе своей делятся, почти как в восточном гороскопе, на стихии камня, металла, дерева и воды. Например, мой город держится на стихии дерева. Дерево присутствует тут всюду. Иногда складывается впечатление, что оно важней и полезней человека. Когда у нас ремонтируют коммуникации, то глубоко под землёй находят остатки гати – кладки из брёвен, которыми в древности мостили дороги, отвоёвывая для поселений пространство у леса и болот. Встречаются обломки длинных стволов лежневой дороги, по которой из трясины вывозили торф ещё в Допетровскую эпоху. И эта опора до сих пор надёжно держит неустойчивую болотистую почву. На полях разваленных совхозов экскаваторы, раскапывающие котлованы под фундаменты коттеджей новой элиты, иногда натыкаются на связки длинных прутьев и жердей – фашины. Ими засыпали овраги для осушки болот несколько веков назад.

Человечество всё время разрастается и отвоёвывает себе место у воды и леса. Семьдесят процентов Земли покрыто водой – приходится отвоёвывать. Раньше болота считались гиблым местом, люди стремились осушать их и использовать землю под поля и пастбища. Заболоченные и заражённые малярией пространства с чахлой растительностью превращались в пригодные для жизни территории. Теперь выяснилось, что болота препятствуют развитию парникового эффекта, и в не меньшей степени, чем леса, их можно назвать «лёгкими планеты». Поэтому практика осушения болот с точки зрения экологии разрушительна.

Есть ещё камень. Мощные глыбы, валуны, круглые, как гигантские грибы-дождевики, на которые можно смотреть очень долго, и это занятие не надоедает. Их много в лесах и водоёмах. Камни в реках служат ориентирами и дают название местам купания или рыбалки. Довольно-таки популярный пляж Камень образовался именно там, где из реки посередине выглядывает валун, метра два в высоту и ширину. С него любят нырять отчаянные головы, потому что на такой небольшой глубине есть риск воткнуться в дно этой самой головой. В озере лежит такой же валун, но значительно больше. Он не выступает из воды, но если доплыть до него, то издали кажется, что люди ходят по воде посреди озера.

Камнем поменьше улицы мостили уже не в древности, а лет двести-триста тому назад. Удивляет, как люди смогли переместить и уложить такую массу камня голыми руками, когда не было никакой техники! Должно быть, дороги тогда строили по несколько десятилетий. Впрочем, у нас их и сейчас делают ничуть не быстрее.

Предполагается, что город можно построить даже на основе воздуха, но этого пока никому не удавалось. Современные города и мегаполисы держатся преимущественно на металле. И ещё на пластике – куда ж нынче без него. Древние города Востока и Азии были основаны на камне. Никакой другой материал не выдержит вечное солнце и песчаные бури. Дерево высохнет, вода испарится. Ошибка думать, что на воде стоят все портовые города. Например, Астрахань хотя и расположена в устье Волги, но город достаточно «сухой», со степным жарким климатом, в шестидесяти километрах от Каспия. Мурманск отдалён от моря на пятьдесят километров и держится на камнях. Даже вода там большую часть года находится в каменном состоянии, в виде льда.

На воде держится немало городов – Венеция, Амстердам и Санкт-Петербург только самые знаменитые из них. Петербург, кстати, мог бы претендовать на звание города, держащегося если не на воздухе, то на туманах точно. А уж его пронизывающий и почти всегда порывистый ветер – тоже стихия воздуха – способен перемещать воды Финского залива так, что они не раз грозились смыть город в море. Если в нём и присутствует стихия металла, то это свинец. Свинцовое небо отражается в свинцовой воде, свинцовый ветер несётся со скоростью свинцовой пули. Этот чёртов ветер может довести до исступления! Но на нём всё и держится.

Петербург очаровывает только тех, кто знаком с ним поверхностно на уровне приятной прогулки с дежурной экскурсией. Но чем глубже его узнаёшь, тем больше он шокирует! После Петербурга уже ничего не страшно, любые жалобы на трудности жизни звучат смешно и нелепо. Особенно, когда понимаешь, что почва под ним – не земная, а искусственная, рукотворная насыпь. Ладно бы, построили город на уже существующих островах в тёплых лиманах и лагунах, проложили каналы в природных проливах между ними, только кое-где подровняли набережные. Но здесь острова – насыпные! Словно кто-то вообразил себя Богом и создал твердь земную по своему усмотрению. А может, это Сам Бог носился тут над водою, где нельзя было отделить свет от тьмы, и где вода была и под твердью, и над твердью…

Сваи из дерева забиты в дно морское, между ними насыпаны камни, а ещё – кости человеческие. Кости тех, кто надорвал себя на фантастической стройке посреди болот. Как они всё это провернули в ледяной воде, на что опирались, когда вбивали сваи, таскали камни, возили землю?! Иногда кажется, эти люди обладали способностью ходить по воде – город не зря носит имя Апостола Петра. Тогда здесь почти не проглядывало солнце, постоянно испарялись болота, и хлестал дождь. Вместо почвы под ногами пружинила топь, от проезжающей мимо кареты покачивались дома, как корабли на волнах. С тех пор климат этой местности очень изменился в результате терраформирования. Такой глобальной перестройки природного ландшафта мир ещё не знал. Она отразилась на характере города.

Не рассказывайте петербуржцам-ленинградцам, что вам тяжело вставать на работу по утрам или не хватает силы воли не кушать после полуночи – вас не поймут. Когда началась Блокада, в Ленинграде существовал Всесоюзный институт растениеводства с гигантским фондом семян, содержавшим несколько тонн уникальных зерновых культур. И вот не было тронуто ни одного зерна! Двадцать восемь сотрудников института умерли от голода, но сохранили материалы, которые помогли послевоенному восстановлению сельского хозяйства в стране.