Дато Турашвили - Побег из СССР

– Вы не убьете, но они убьют. Своих же пассажиров убьют, невинных людей, и…

– А обвинят нас?

– Конечно, вас, но хуже этого будет то, что отвечать за убитых ими людей действительно придется вам…

– Почему нам?

– Потому что их убьют из-за вас.

– Жертв не будет.

– Будут! Вы плохо знаете людей, которым собирается нанести такую пощечину. Гега, видимо, думает, что там его ждет очередной спектакль или фильм, в котором он должен сыграть определенную роль.

– Если сбежит несколько человек, от такой империи разве убудет?…

– Для них ничего не значат ни сотни, ни тысячи, люди вообще не имеют значения…

– Тем более.

– Но они не выносят чужих спектаклей. Они любят только собственные постановки и не простят оскорбления.

– Мы никого оскорблять не собираемся.

– Вы не представляете, насколько злыми становятся гордецы, когда дорываются до власти.

– Эта власть ничего не смогла сделать с угнавшими самолет литовцами и отпустила их.

– Вот поэтому советская власть и не повторит этой ошибки. Вас они не выпустят!..

– Мы пока еще ничего не решили.

– Но потом будет уже поздно решать. Поэтому мне и надо видеть Гегу. Он, наверное, думает, что отступать уже стыдно, а я хочу, чтобы он знал, что мысли о Боге гораздо важнее, чем мнение тех, кто хочет его использовать…

– Если Гега сам не захочет, его никто не сможет ни использовать, ни заставить сделать что-нибудь, чего он сам не хочет.

– Поэтому я и хочу видеть Гегу, пока еще не поздно. Я подожду его здесь и скажу, все скажу. Передай, что я его жду…

– Передам.

– Каждый день жду.

– Передам.

Когда Дато стал спускаться по склону и уже отошел на приличное расстояние от монастыря, он еще раз обернулся. Посмотрел туда, где его друг-монах неподвижно стоял у входа. Подняв руку, еще раз попрощался с ним. Потом повернулся, продолжил путь и ушел. Ушел…

Эта свадьба была похожа на традиционную грузинскую свадьбу, но в то же самое время и не была похожа. Все как будто было так, как и должно было быть, но можно было заметить, что некоторые гости ждут чего-то непривычного, особенного, и это ожидание их тревожит. Хотя остальные, для которых это было всего лишь бракосочетание счастливой молодой пары, конечно, веселились, а некоторые из них даже самозабвенно отрывались.

Невеста, у которой уже наметился выдававший беременность животик, похоже, устала, но мать Геги, с чисто материнской интуицией, что-то почувствовала. Она точно не знала, что происходит, но явно чувствовала налет какой-то грусти, сопровождавший все это веселье, танцы и песни.

Особенно странным показалось Нателле поведение одного гостя, которого она не знала и с которым Гега, так и не сумев уговорить его войти в ресторан, долго и очень эмоционально беседовал у входа. О чем был разговор, Нателла не слышала, но она чувствовала, что сын спорит с этим человеком и что-то пытается ему объяснить, а незнакомец не соглашается с женихом. Затем гость ушел так же, как и пришел, – не заходя в ресторан.

Матери Геги показалось, что незнакомец, который явно был старше ее сына (это был Гиорги), до того как уйти, даже погрозил пальцем Геге, стоявшему понуря голову. Вернувшись в ресторан, сын уже ни разу не улыбнулся. Ни тогда, ни потом Нателла так и не узнала, действительно ли так все и было или ей только померещилось.

Единственное, что она хорошо запомнила, это заботы о гостях. Гостей было довольно много. Как хозяйка, Нателла старалась никого не забыть, всем уделить внимание, и поэтому ей было не до сына. Но все же она старалась держать его в поле своего зрения: всю свадьбу мать искала Гегу глазами, особенно после того, как внесли голубей.

Тогда в Грузии была такая традиция – на свадьбу символически приносили пару голубей и дарили новобрачным, но потом, уже после всего случившегося, никто не смог вспомнить, откуда на этой свадьбе взялись голуби. Может, это была чья-то шутка, ради которой их и принесли на свадьбу Геги и Тины, ведь после того как голубей выпустили, в зале действительно раздался смех и поднялось веселье. Но неожиданно произошло то, чего никто не ожидал: один из парящих под потолком голубей камнем рухнул на пол, и в гробовой тишине кто-то со страхом, но внятно произнес:

– Один умер.

Гости испуганно и удивленно переглядывались, кое-кто украдкой смотрел на Гегу и Тину. Эту страшную тишину нарушил Гега: он заказал музыкантам песню, и свадьба продолжилась.

Свадьба продолжилась, но все ощущали, что произошло нечто очень непривычное и совершенно особое. Единственным человеком, который чувствовал, что главные события еще впереди, была мать Геги. Вот поэтому Нателла искала, все время искала, хотя бы взглядом, искала в толпе гостей своего сына. Тот к концу этого застолья то ли от усталости, то ли от выпитого вина грустно сидел рядом с Иракли Чарквиани.

Гега обнимал Иракли и что-то ему шептал. Тот улыбался. Но Нателле казалось, что за этой улыбкой скрывается что-то очень серьезное, и еще ей показалось, что Гега просто-напросто прощается с Иракли. Как бы то ни было, Гега вовсе не был похож на тех расчувствовавшихся от выпитого вина грузин, которые любят в такие моменты многословно говорить друзьям о своей любви к ним. Но так как Нателла не знала, что же в действительности происходило на свадьбе ее сына, то все свои подозрения она сочла проявлением повышенной материнской любознательности.

Поэтому когда Гега прощался с Дато Евгенидзе, Нателла даже не обратила внимания на ту пачку сигарет, которую Гега подарил Дато, лишь потом она вспомнила их диалог. Эта была изготовленная в Турции пачка американского «Кемела» – большая редкость в Тбилиси того времени, и Евгенидзе не хотел брать подарок.

– Возьми, пусть будет тебе от меня на память, – сказал другу Гега, кладя пачку в карман Дато.

– Не хочу, у меня есть, – ответил Евгенидзе, вынимая из кармана «Кемел».

– На память дарю, – повторил Гега с таким выражением, что Дато улыбнулся и посмотрел на сигареты. На пачке четко просматривалась надпись «Туркиш».

– Я думал, они американские, – сказал он Геге, вынимая из пачки сигарету.

– Американские, но сделаны в Турции, из самсунского табака…

– Знаю, в Самсуне расположена американская база, это недалеко от Батуми, но по ту сторону границы…

– Пусть останется тебе от меня на память, – прервал его Гега, который, хотя и старался это скрыть, явно немного смутился. Он постарался сдержаться и в последний раз обнял Дато Евгенидзе…

Когда гости наконец разошлись, было уже очень поздно, уставший персонал ресторана с грохотом убирал остатки застолья. Стол жениха и невесты стоял отдельно, на возвышении, и в опустевшем зале за столом сидели лишь двое – Тина и Гега. Они остались вдвоем после шумной свадьбы, и в наступившей тишине Гега все же шепотом беседовал с Тиной, которая была такой красивой.