Дато Турашвили - Побег из СССР

– Только двое?

– Только двое: ты и я. Хочешь?

– Хочу.

– Можешь?

– Могу.

– Можешь завтра утром зайти за мной еще раньше?

– Еще раньше? Раньше этого еще темно…

– Встретимся до рассвета и поднимемся на Мтацминду.

– Пешком?

– Да… Посмотрим на восход солнца. Хочешь?

– Хочу, – робко сказал Гега, хотя точно знал, что не испытывал никакого желания подниматься пешком на Мтацминду и любоваться восходом.

По улице проехала первая утренняя машина. Удивленный водитель долго не отводил глаз от парочки, спозаранку устроившейся на скамейке.

– Пошли, – позвала Тина и встала.

Днем Гегу разбудил Дато. Мать Геги очень обрадовалась его приходу, Гега спал уже почти целый день, а вечером ему надо было идти в театр. (Грузинской матери и тогда было очень тяжело прерывать сон сына.)

– Он ушел на рассвете, вернулся, выпил чай и до сих пор еще спит, – с улыбкой рассказывала Нателла. Мать не сомневалась, что сын влюбился. Она с шумом распахнула перед Дато дверь его комнаты.

Дато зааплодировал, демонстративно громко, и когда Нателла вышла из комнаты, улыбаясь, спросил только что проснувшегося друга:

– Влюбился?

– Кто тебе сказал?

– «Голос Америки» передал, – весело отшутился Дато, протянув руку к висящему на стене американскому флагу.

– Я и завтра должен встать пораньше.

– Твоя мать сказала, что сегодня ты поднялся с рассветом…

– А завтра надо встать еще раньше. До рассвета надо успеть подняться на Мтацминду.

– Хотите взглянуть на могилу Кеке?

– Хотим посмотреть восход солнца.

– Никогда не думал о том, где в Тбилиси всходит солнце.

– А на небо в Тбилиси ты когда-нибудь смотрел?

– Наверное.

– Ты помнишь, когда последний раз смотрел на небо?

– Нет…

– Это главный минус городов – неба не видно…

Удивленный Дато подошел к окну, посмотрел вверх, присмотрелся к небу и с улыбкой спросил у Геги:

– Это она сказала?

– Я сам догадался. – Гега улыбнулся в ответ и тоже подошел к окну.

– Отсюда и вправду не видно неба.

– Это потому, что здание перед нами выше нашего.

– А что делать тому, кто живет в Нью-Йорке?

– Жил бы в Нью-Йорке, на небо вообще не глядел бы.

– Пока ты не выбрался в Нью-Йорк, может, хоть раз съездишь в монастырь, в субботу, и Сосо поедет. Хоть небо увидишь, если ты так без него скучаешь. Великолепное место.

– Я же сказал, куда иду завтра. В следующее воскресенье…

Оба на несколько секунд умолкли, но потом Дато снова нарушил молчание и сменил тему разговора:

– В какой стороне милиция?

– В той, со стороны двора. Если бы и эта комната туда выходила, ночью вообще было бы не заснуть.

– Почему?

– Обычно по ночам людей избивают. Там такое слышно, что те, у кого окна спален выходят во двор, квартиры попродавали и переехали.

– Что значит избивают?

– Пытают.

– Кого?

– Преступников. Невинных людей у нас не сажают…

Лицо Дато стало таким серьезным и возмущенным, что Гега, не окончив фразы, улыбнулся другу:

– Шучу я, шучу, не волнуйся.

– Знаю, что шутишь.

– Но попадать в милицию все же не советую, – сказал Гега и крикнул матери: – Мы пошли!

Нателла вышла из комнаты, попрощалась с Дато и поправила на Геге воротник пиджака. Гега, как всегда перед уходом из дому, поцеловал мать. Нателла заперла дверь и, как обычно, выглянула в окно посмотреть на выходящего из подъезда сына. Гега знал, что в это время мать всегда смотрит на него из окна, поэтому он и сейчас, даже не оглянувшись, в знак прощания, как обычно, весело поднял левую ногу…

Гега Кобахидзе

Когда Гега посмотрел на окно Тины на третьем этаже, было еще темно, на секунду в освещенном окне мелькнул девичий силуэт. Потом свет погас, Гега достал сигарету, прикурил. С лестницы донесся звук быстрых шагов. Выходя из подъезда, Тина улыбнулась Геге и поблагодарила.

– За что спасибо? – искренне удивился Гега.

– Что проснулся. Нелегко встать так рано, – ответила Тина и, улыбаясь, пошла по тротуару.

– Смотря почему, вернее, ради кого, – ответил Гега, хотя и сам прекрасно знал, что такое раннее пробуждение действительно стоило ему немалых усилий и действительно далось очень и очень нелегко.

Тина ничего не ответила и снова улыбнулась Геге. Она как будто оберегала ночную тишину, и когда они вышли на вымощенную камнем старую тбилисскую улицу, тишину эту нарушал лишь звук их шагов. Подъем был длинным. Гега был уверен, что устанет, но он так и не почувствовал усталости, и когда они смотрели сверху на город, который еще спит, даже принесенная рассветом ночная прохлада казалась приятной.

А солнце неспешно, очень медленно, выплыло на тбилисское небо. Геге захотелось поблагодарить Тину за то, что он сейчас был здесь, но из-за царящей кругом тишины у Тины было такое счастливое лицо, что Гега понял – сейчас молчание ценней любых слов. Это молчание Гега нарушил лишь на обратном пути, когда они уже спускались с Мтацминды:

– На заход тоже отсюда надо смотреть?

– Заход отсюда не виден.

– А что будем делать?

– Надо поехать на море.

– Сейчас на море?

– Сейчас на море хорошо. Осеннее море…

– Никого не будет?

– Только ты, я и море. Хочешь?

– Хочу, – сказал Гега и робко коснулся правой рукой пальцев Тины.

Утро уже вступило в свои права, и по улицам двигались люди. Девочки в форме, что шли в школу, долго провожали взглядом такую красивую пару. Правда, они не знали, что Гега и Тина были самой красивой парой в мире оттого, что этим утром их пальцы впервые соприкоснулись…

– Хотел уважить вас, до самого конца довезти, но выше подняться не смогу, машину тоже жалко, – сказал водитель и выключил двигатель.

Ребята вылезли и выгрузили рюкзаки.

– Далеко отсюда? – спросил Сосо и посмотрел вверх, на вершину горы.

– За час дойдем. Если идти быстро, можно и меньше, чем за час, – ответил Дато.

– Тогда давайте отпустим этого человека. Снег свежий, он и вправду лишь зря будет машину мучить, – сказал Паата.

– Если бы у меня были цепи, я бы вас довез, но без цепей машина вверх не поднимется, это точно, машина советская…

У водителя явно отлегло от сердца, когда ребята так легко согласились. Он с радостью взял деньги у Дато, который, спеша, стал подниматься по заснеженному склону. Все потянулись за ним, но помедленней, а Сосо даже несколько раз останавливался и внимательно вглядывался в необычайно красивое заснеженное ущелье.

– Садись и рисуй себе на здоровье, – с улыбкой сказал ему Кахабер, удивляясь раннему снегу.

– Действительно, здесь очень рано выпал снег, – согласился с ним Сосо, и больше они не разговаривали. Они знали, что, когда поднимаешься по заснеженному склону, больше всего утомляет именно разговор.