Доктор Нонна - Не отрекаются, любя (сборник)

Соседка Клавдия Ивановна (та самая, что сдавала Лере комнату) пристроила ее на рынок. Здесь хотя бы платили. И Анечку наконец стало можно перевести из круглосуточной группы в обычную. Так что, подумаешь, какая беда – за прилавком постоять.

Непрошеный помощник сноровисто переставлял ящики, жарко посверкивая огненно-черными глазами. Невероятно худой, с резко выпирающим кадыком и мосластыми плечами он казался почти подростком. Но на смуглом безымянном пальце сияло обручальное кольцо. Да нет, вряд ли обручальное, он же мальчик совсем.

«Мальчик» переставил последний ящик:

– Как же вас муж отпускает? – Он укоризненно покрутил головой.

– Муж… умер, – солгала вдруг Лера. В конце концов, она не обязана объяснять случайному знакомому, что да как. И, мгновение подумав, добавила: – Кольцо не могу носить, руки отекают, кошмар просто.

Отекать в последнее время стали не только руки, но и ноги. Эта беременность, не то что первая, протекала тяжело. Не то от скудного питания, не то от непрерывного стресса. Как врач Лера прекрасно понимала, что отеки, скачки давления, головокружения – так называемый поздний токсикоз – угроза нешуточная. Надо бы лечь «на сохранение», но как быть с Анечкой? И вообще с жизнью? Что же делать? Малейшая мысль о будущем вызывала приступ панического ужаса. Какое там будущее, есть чем сегодня Анечку накормить – уже хорошо. А завтра…

Отыскать Максима, поплакаться ему? Мол, твои дети, помогай… Нет уж. В последнее время мечты о Максиме – о том, кто совсем недавно казался до темноты в глазах желанным и единственным, сама мысль о нем как-то отдалилась, поблекла, словно бы съежилась. Нет, Лера не пойдет ничего просить. Она сама.

Парень сокрушенно покачал головой:

– Если что, зовите меня. Меня Давид зовут, я вон там, рядом. Вам самой нельзя, – повторил он и нахмурился. – Я знаю, у меня жена тоже беременная.

– Сколько же вам лет? – Лера не смогла скрыть изумления.

– Мне двадцать четыре года! Я инженер! – гордо заявил помощник и как-то сразу смутился. – А тут… Ну, времена такие, семью надо кормить, дом строить. Дом! – Он вдруг заулыбался – тепло, дружелюбно, словно смеялся сам над собой. – Мне сегодня от квартиры отказали, хоть на рынке ночуй. У вас никто из знакомых не сдает?

– А как же… – Лера обвела глазами соседние прилавки. – Разве ваши земляки…

Парень опять нахмурился и покачал головой:

– Не хочу одалживаться. У них своих проблем хватает. Я сам.

Это «я сам» так точно отвечало собственным Лериным мыслям, что она неожиданно выпалила:

– Можете у меня переночевать. Особой роскоши не обещаю, но… – Она вдруг смутилась, подумав, как может выглядеть ее приглашение со стороны. – Должны же люди друг другу помогать, правда?

Диванчик, который Лера приткнула в угол, дожидаясь приезда мамы (как же давно это было, словно в другой жизни!), был узок и коротковат, но новый жилец их с Анечкой комнаты не жаловался. Впрочем, Давид вообще никогда ни на что не жаловался.

Всегда улыбался, приносил продукты (Лера с Анечкой наконец-то вспомнили, что, кроме картошки, макарон и перловки, бывает еще какая-то еда), помогал готовить, горячо зыркая на Леру огненными своими глазами, вечерами с удовольствием возился с Анечкой, первым вскакивал по утрам и бежал в душ…

Недели через две, увидев, как Лера, закусив губу и почти плача, пытается натянуть ставшие вдруг ужасно тесными босоножки, он нахмурился:

– Вам нельзя больше на рынок. Вы останетесь дома. Я заработаю.

– А жену вы не хотите сюда перевезти? – Лера тут же прикусила язык, подумав, что шесть человек (трое взрослых, Анечка да двое близких уже новорожденных) на шестнадцати квадратных метрах – многовато.

Но Давид только усмехнулся:

– Нет. Там она с мамой своей, сестрами, я им не помощник. Я мужчина, я деньги зарабатываю. Скоро съеду от вас. Квартиру подыскал, купить хочу.

Лера вчуже позавидовала далекой незнакомой женщине: вот ведь повезло кому-то с мужем… Но тут же мысленно одернула себя: фу, как некрасиво, Давид и так помогает им с Анечкой, чужим, в сущности, людям…

– Мам! – Анечка потопала ножками, демонстрируя, что сандалии уже надеты, можно идти. – А Наталья Владимировна сказала, что я уже совсем хорошо читаю. И считаю! И пишу почти как надо! И, значит, мне можно будет сразу во второй класс поступать!

Натальей Владимировной звали воспитательницу.

– Вот как? – улыбнулась Лера. – Значит, пойдем сразу во второй класс. Завтра зайду в школу, узнаю…

Но назавтра у нее резко подскочило давление, перед глазами замелькали мушки, поплыла мутная пелена. Преэклампсия – как в учебнике, с ужасом подумала Лера.

– Давид! – Он уже стоял в дверях. – Подожди… Нужно… Мне… Вызови «Скорую»…

– Ничего, ничего, все хорошо, не волнуйся, – дрожащим голосом повторял Давид, успокаивая скорее себя, чем ее. – Я отведу Анечку в садик и вечером заберу, не беспокойся.

– Все хорошо! – Лера слабо улыбнулась.

Ночью у нее открылось кровотечение.

– В операционную! Срочно! – услышала она и провалилась в темное беспамятство.

Очнувшись, открыв глаза, Лера схватилась за живот, почувствовав под ладонями вместо привычной уже плотной выпуклости пугающую пустоту, почти впалость.

– Ничего, подруга, не вздрагивай и не впадай в панику. Все у тебя хорошо. Ну, почти хорошо, полежать-таки придется. – У кровати стоял Сашка Круглый, ее однокурсник. Вопреки фамилии он был длинный, тощий и угловатый. Лера вспомнила, как над ним подшучивали за стремление посвятить себя акушерству и гинекологии. Вот и посвятил.

– Саш… – Она боялась задать главный вопрос.

– Да говорю же, не паникуй. Ну эклампсия, ну недоношенная родилась, подумаешь. Ты вовремя успела. Ну и тут у нас повезло: вчера старая Серафима дежурила, она твою девочку моментом в чувства привела. Так что не бойся, вырастет твоя дочка большая и здоровенькая. Ничего страшного.

– Девочка? – От слабости – или от облегчения? – Лера вдруг заплакала.

– Девочка, девочка. Отличная, я тебе скажу, девочка получилась, хоть и недоношенная. А, вот еще. Тут час назад такой чернявый парень прибегал. Трясся весь, ну как мужья обычно. А говорит, нет, не муж… – Сашка покрутил головой.

– В самом деле не муж, – подтвердила Лера. – Друг. Хороший надежный друг.

– Чего ж он тогда подорвался как ошпаренный? Короче, записку тебе накарябал и усвистал. Прочитать-то сможешь сама? Как вообще самочувствие? – Сашкин голос приобрел чисто врачебные интонации.

Мятый тетрадный листок покрывали редкие неровные строчки. Давид писал, что получил тревожную телеграмму, пришлось срочно вылетать в Грузию, Анечку забрала к себе соседка Антонина, а он, Давид, поздравляет с новорожденной и желает и Лере, и малышке поскорее окрепнуть.