Мария Панкевич - Гормон радости

– Конечно, – спокойно отозвался Миша.

– Да? А какие наркотики ты еще пробовал?

Миша выпустил дым, помолчал и сказал:

– Да все. Кроме героина.

Больше всего меня поразило, что в свои тридцать он был девственником, и это был осознанный выбор.

– Да как так?! Да неужели тебе не интересно?! Да все же трахаются. И тебе совсем-совсем не хочется? – донимала я его.

– He-а. И пробовать не хочется, – спокойно улыбался Миша. Его мать всю жизнь проработала гинекологом и частенько делилась с сыном, как у нее прошел день. Жили они вдвоем. – Все это грязь такая… Но я не против женитьбы в целом, мне нравятся тихие девочки. Может, когда-то я такую и встречу. А вообще я б лучше бумаги пожрал – есть чо?

Наши грубые клиенты не видели в Мише лицо фирмы. Они звонили и ругались мне в телефон: «Снова ваш менеджер приперся! Да какой это менеджер?! Он на попа больше похож! Самый натуральный поп! И голос заунывный!»

Миша не обижался. Он и вправду думал стать священником, но решил, что сделать это никогда не поздно.

С Виком мы тоже познакомились в Сети. С ним было спокойно – мы бухали, болтали, смеялись и рассказывали друг другу новости. Это был здоровый мужик сорока лет, двадцать из которых он прожил в Чикаго. Он занимался игорным бизнесом, перегонял дорогие машины, а потом обосновался в Питере и открыл web-блядюшник. Но прибыли было мало. Модели поумнее регились на нужных сайтах дома и не платили процент за помещение, у тупых ничего не получалось. Тогда Витя купил на Ваське магазин. Кроме того, он еще поигрывал на бирже. При всей хваткости и сметке он был совершеннейшим распиздяем. Этим он мне был люб: ебнет, раскраснеется, лысину платком утрет…

Как-то он забирал меня от однокурсницы. Любопытная Маша провожала меня. «Можно, я в ней хотя бы посижу? Это “феррари”?!» – она заломила руки. Мне тоже нравилась Витина машина, потому что спортивная и красная. Мы вздохнули. Маша извивалась на переднем сиденье полчаса. Вик уже не знал, куда глаза девать…

– У меня дела, подвези? – прошу я после трехсот водки под селедку.

– Какие дела? – ржет Вик. Ему до десяти вечера ждать свою телку из института.

– Сейчас мне надо доехать до Малой Садовой и встретиться с челом, погоняло – Тапок. Он принесет лист марок. Дальше я познакомлю его со своим коллегой с работы, который любит Че. И себе возьму парочку – четкие Че, говорят.

На встречу я опаздываю на час. Замерзший Тапок показывает рукой на таксофонную будку, где припрятал марки от греха подальше, но там ничего нет. Полтора часа под удивленными взглядами прохожих мы раскидываем ногами снег на Малой Садовой – и находим их! Утром на работе мы делим Че Гевару с коллегой канцелярским ножом. Заходит директор, мы закрываем марки руками и смеемся, смеемся, как дети…

Поссорились мы с Виком, когда он вызванивал меня в два часа ночи с восьмого на девятое марта. Я спустилась в бар на первом этаже моего дома. Вик принес мне в подарок пустую бутылку из-под водки в целлофановом пакете. Он был невообразимо пьян, сказал, что любит меня, и захихикал.

– У тебя же девушка есть!

– Да, есть.

– Ну и иди к ней! Только пакетик этот не неси – велик шанс по роже бутылкой схлопотать…

Он просил по телефону прощения, нес какую-то ересь, предлагал подарки, но больше мы не виделись.

Третьего настойчивого ухажера звали Сережей. У него была своя мебельная фабрика. Свою сорокалетнюю супругу он оставил по той же, шамилевской, причине – «заебала». Я приходила на свидания накуренной и вела себя спокойно.

– Прикинь, телки пошли! – жаловался он за кружкой зеленого чая. – С одной познакомился, вроде симпатичная. И на второй же день, бля, на второй: «Сережа, купи мне квартиру. Лучше на Литейном, но можно и за городом».

– На Литейном-то получше! – соглашалась я.

Дочь Сережи была старше меня и дружила с Ксюшей Собчак. Один раз он приехал на дочкиной машине. Я загоревала на полчаса – мой папаша недавно купил «тойоту» своей племяннице Ане («Ну потому что твой отец мудила, а я свою дочку люблю!» – объяснял Сережа).

Хоть разница с его чадом была у нас невелика, Сережа совершенно не понимал, как ему себя со мной вести.

Его быдлоприхваты, вроде «Это у вас в Казахстане так ром подают?», меня раздражали. Мне не трудно налить себе в бухло колы. Он старался и почти не выебывался, просто так общался – довольно нагло, чем меня отталкивал.

– Рома нам давайте, грамм двести для моей любимой. Его же ты хлещешь? Что «я тебе не любимая»? А нах я здесь сижу? Японский ресторан был. Китайский был. Кавказский был. Может, в круглосуточный бассейн съездим? Я куплю тебе купальник. Ну а что тебе, машину купить? Ты же даже в кино вдвоем не хочешь! Машину не надо? Полетели за границу! Ты же нигде не была. Да я разведен, бля буду! Соседние номера. Не веришь? Да я романтик! Ну как там в фильмах делают… Девушка, принесите нам глобус. Щас ты у меня в какую-нибудь страну да тыкнешь… Как нет глобуса в кабаке? А карта мира есть?

Пораженная такой настойчивостью, я решила, что лететь – дело одно, а заграй сделать не мешало бы. Сережа звонил каждый день и проверял, какие шаги я уже предприняла. Пришлось сфотографироваться (в то утро у ателье я видела огромную крысу). Еще я заходила за какими-то анкетами, но куда? Все это добро я сложила на синтезатор и благополучно забыла о Сереже, потому что потеряла телефон с симкой и номерами.

А вскоре я нашла Его – обаятельного пиздобола на белой «бэхе», себе на беду, людям на потеху. И познакомились мы совсем не в Рунете, а на концерте группы «Мультфильмы».

Егорушку я полюбила за феноменальную память и эрудицию, чувство юмора и серые глаза. Познакомила нас моя лучшая подруга – его бывшая девушка Тасса.

Тасса и Егор жили вместе с пятнадцати лет. К двадцати с лишним поняли – отношения их стали болезненными и странными. Они подозревали друг друга в изменах, и не напрасно. Егор просил Тассу рассказывать, как это было. Эти рассказы его заводили, говорила она по секрету. Потом Егор все же собрал вещи и переехал, но теплые отношения и общих друзей они сохранили – столько лет вместе.

Егор обитал в трехкомнатной квартире. Он спал на полу у компа в самой темной комнатке, которая была завалена почти до пояса брендовым шмотьем – некоторое время Егор продавал надоевшие ему вещи через интернет-магазин, но потом ему наскучило и это.

В самой большой комнате за символическую плату жила влюбленная пара из Башкирии – восемнадцатилетний диджей Дима и тридцатилетняя Аня, посвятившая себя образованию и пиару любимого. Они приехали в Питер недавно, поэтому жрали колеса с особой жадностью, пугая нас дикими ценами на химию в Уфе.

Вторую комнату занимала певица Алина, которая называла себя Мамой Вуду. Ей было почти тридцать. Девушкой она была творческой и компанейской, хорошо готовила и могла жарить плюшки, как робот, по многу часов подряд. Она рассказывала, что состоит на учете в дурке и каждую весну у нее обострение. У Егора она жила бесплатно и мутила ему за это наркотики.