Анатолий Гурский - Лики земного родства (сборник)

Несмотря на то, что уже стемнело, шагал он к мусорным бакам в приподнятом настроении, как и бывает перед дальней дорогой. Но когда стал возвращаться назад, перед ним внезапно вырос подобно темнеющему рядом кустарнику коренастый мужчина. Неожиданный удар под дых, и скорчившийся от боли Вадим свалился вместе с радужностью своих мыслей прямо под ноги незнакомца.

– Чё, падаль взяточная?! – пробасил автор боксёрского приема. – Снял бабло за грузы целой строй-бригады и… в кусты! Ни документов мужикам, ни денег…

Пнул его с размаху под зашевелившийся на земле толстый зад, хотел ещё раз, но тут их выхватил из темноты фарный свет вырулившей из-за угла машины.

– Пока живи, сука… а там тебя всё равно кирпичом или деревом пришибёт! – сплюнул на него и быстро ушел в темень незнакомец.

Очухавшись к утру от «примусорной» встречи, Вадим даже не стал завтракать и, слегка прихрамывая на левую ногу, спустился во двор. ещё с большей настороженностью огляделся по сторонам и направился к торцу дома, в район своей лоджии. Незаметно, точно скрытый архитектор, обследовал пристальным взглядом верхний карниз их ещё не старой трёхэтажки и мысленно заключил: «Кирпичи вроде как крепко все держатся, упасть оттудова ничего не может».

Даже улыбнулся от такого умозаключения. С прищуром посмотрел на слегка размытое утренним дыханием земли солнце, которое начало играючи прятаться за крону огромного тополя. И упавшая с него веточка возбудила новую тревожную мысль: «Да-да, бля… дерево! ещё и про него этот ублюдок мне вчера сказал…» Обвел взглядом его изумрудную величавость и даже с трепетом прикинул силу возможного падения на себя. Но включил свой ещё иногда работающий мозг и понял, что оно вовсе не намерено связываться с его головой. Стал осматривать другие, более слабые и близкие к дому… И зацепился взором за уже дотянувшуюся до третьего этажа осину.

– Вот же она, бля! – прошептал похожий сейчас своим силуэтом на сделанный из этого дерева пенал отставник. – Точно она… По ней же в два счёта можно забраться на мою лоджию… А вот хрен тебе, боксер, а не дерево!

Недолго думая, как и выучен был самой профессией, подобрал нужный инструментарий и стал ждать вечера. Чтобы мало кто видел его очередное свидание с радующей людские взоры осиной. А когда стемнело, подошел к ней, слегка озарённой оконным светом, и принялся за работу. Спилил её нижние, словно руки, ветки, потом верхние… «Неужели я так заросла, что он решил проредить мою крону?» – подумала с легким шелестом дрожащих листочков стройная лиственная. Столь же легким чириканьем откликнулась сидящая в верхнем гнездовье синичка. Но едва этот шкафообразный мужик взял в свои ручищи маленький топор, её голос стал более тревожным. А когда лезвие топора глухо врезалось в приземный ствол дерева, желтогрудая пулей вылетела из гнезда и чуть не упала к ногам Вадима.

– Пинь-пинь-чэржжж, пи-и-инь! – стала звонко беспокоиться она, взлетая то на одно его плечо, то на другое, чтобы клюнуть в самый кончик прыщеватого носа. – Ах, паршивец безголовый, что ты делаешь!

– Кыш отсюдова, муха навозная! – отмахнул он её от себя и сделал ещё один удар топором.

– Уо-о-ох! – послышался сдержанный протяжно-глухой стон вздрогнувшей всей своей оставшейся кроной осины. – Заче-е-ем же так бо-о-ольно и неумело? Лучше уж сразу пили-и-и…

И он, как впервые за многие годы взявший в руки топор, тоже подумал: «Так, бля, я ещё всех соседей от теликов оторву… Надо кончать её пошустрее». Взял ножовку и в один присест одолел этот хоть ещё и не толстый, но крепкий ствол. Придерживая его падение, даже пробормотал совсем не свойственные ему оправдательные мысли:

– Вот так, бля, больше мешать мне не будешь. Как говаривал великий хохол, я тебя породил, я и того… спилил.

Едва сопровождаемая в падении таким монологом осина уже коснулась своей верхушкой невысокого забора, как из этой темно-зеленой кроны шумно выпорхнула всё та же синица. Не делая теперь никаких «дипломатических» виражей, она прямиком подлетела и клюнула-таки свою прыщеватую «цель». её хозяин отшатнулся, отпустил дерево и, оставив с испуга даже спавшую на землю кепку, ринулся домой. Первой наступившую вокруг вечернюю тишину нарушила сама грустно лежащая у «ног» других деревьев осина. Слегка шевельнув остатками листьев, она словно прошелестела присевшей у разбитого гнездышка синичке:

– Поступил так со мной трусливо… Понятно почему. А вот тебя-то за что наказал?

– Ах, это ты только не знаешь, сестричка-осинка, – зачирикала в ответ, попрыгивая по её веточкам, желтогрудая. – Я ж с твоей высоты столько на той лоджии навидалась… И как он там двойной пол мастерил, и как туда целые пачки «зеленых» упрятывал.

– Неужель так много людей обокрал?.. И всё безнаказанно, – слегка шевельнула свободными от земли листочками осина.

– Пи-и… нет, просто таких, как он, уже много развелось… И теперя у каждого свой черёд получить заслуженный расчёт, – вспорхнула к лоджии синичка. Но уже не для того, чтобы подглядывать.

…Пока эта щедро валютизированная семейка безгранично вкушала европейские ценности, пташка по-своему трудилась. Нашла и раздолбила до нужного размера дырочку в верхнем углу оконного проёма. Натаскала через неё и набросала на подключенные хозяином провода тонких веточек, сухих травяных стебельков, шерсти и особенно много тополиного пуха. Уложила так, чтобы он постоянно касался оконного стекла. А в день возвращения хозяев, когда солнце довело его до состояния чуть ли не пороха, синичке осталось лишь слегка поработать лапками, клювом… И маленькая искра вмиг шевельнула эту лежащую на электроклеммах горючую смесь, которая огненным ручейком устремилась прямо на пол.

В приземлившемся самолете его полетные мелодии сменила самая что ни на есть земная информация, и отвыкший от неё Вадим почувствовал своё возвращение в родные пенаты. А когда сдержанный женский радиоголос сообщил об упразднении финансовой полиции, он аж соскочил и чуть было не ринулся всей своей массой по головам уже вставших с мест пассажиров вперед, к выходу.

– Да не кидайся ты на людей, – с шепотом потянула его за куртку Айжан, – сначала всё проверь.

Телефонный ответ его единственного поверенного в этих «делишках» товарища оказался вовсе окрыляющим:

– Да, капец «любимой» конторе, точняк… Твой следак уже вторую неделю ходит в безработных.

Отставник почувствовал такой прилив энергии, что даже прилюдно поцеловал жену, взял в охапку детишек и точно взлетел на небеса. «Приземлился» лишь у дома, когда увидел закопчённые окна лоджии, на которую с недоумением уже посматривали соседи. Споткнувшись о крыльцо, Вадим на одном дыхании, словно повторно сдает проваленный недавно офицерский зачёт, взбежал на второй этаж. Виртуозно пролязгав входными замками, сразу кинулся к своей «камере» хранения. Выбил стекло заклиненной дымом двери и… мясисто упал на колени. Перед ним чернела большая выгоревшая в полу дыра с печально дотлевающими купюрами. Он закашлялся их едким жизненным исходом и спешно, чтобы не потерять сознание, открыл настежь окно лоджии. И с улицы ударил ему в лицо свежий летний ветерок, который донёс уже весёлую на этот раз синичкину песню: