Владислав Сосновский - Ворожей (сборник)

Познакомились. Сосед имел редкое имя – Иван, артистично худые руки и тоскливо мечтательный взгляд синих очей.

– Да, – согласился Борис. – Похоже, тут у нас долгая станция.

– Хорошо, медицинский полис успел получить, – сообщил сосед. – Не то валялся бы сейчас неизвестно где. Моей мадам теперь наплевать, что со мной.

– Почему?

– Да так уж. Просто наплевать и все. Человек она такой. По жизни. Вернее, тут профессия наложила свой отпечаток. Судья. Это, брат, опасная штука. Для всех окружающих. Последнее время, правда, адвокатом работала. Это, кстати, меня и подкупило при знакомстве. Защитник – не судья. Сердце надо иметь другое. Душу. Но она, как выяснилось, судья по натуре своей. По призванию, можно сказать. А уж когда женщина – судья… катастрофа. Власть опьяняет прекрасный пол больше, чем мужчин. Действия не подчинены рассудку. Впрочем, нужно признать, специалист она отменный, и если бралась за дело, – а работала Светлана с крупными фирмами, организациями, – то дело это, как правило, ею выигрывалось. Тут уж не отнять. Ну и понятно, победа оплачивалась соответственно. Банкеты, фуршеты, рестораны, кафе. Ясно, являлась за полночь с повестями и рассказами. И все это, заметь, заплетающимся от «Шампанского» языком. А мне каково! Притом, что я не пил спиртного ни капли. Работал над книгой. Одним словом, назрел скандал. Впрочем, сам понимаешь, не мог он не назреть. Поскольку слушать пьяные бредни до четырех утра вряд ли кому под силу. Может, конечно, я был не прав… не знаю. Возможно, у нее такая работа, что без банкетов нельзя. Нельзя потерять старых клиентов, обрести новых. За бокалом, как сам понимаешь, все это проще. Но мое положение! У меня свой распорядок. Свое расписание. Подъем в семь утра, пробежка, зарядка и в половине девятого – как штык, за стол. Можно совмещать одно с другим? Разумеется, скандал. В результате все мои вещи – на лестничной клетке, потому что, не выдержав, я и сам, что говорить, напился до чертиков. В сердцах трахнул какой-то вазой об пол. Через пятнадцать минут появился мордатый бульдог в милицейских погонах. Понятно, у нее же все в отделении – друзья. Вместе пьют, потом развозят друг друга по домам. Свои люди – судьи, адвокаты, милиция… Этот блюститель, пользуясь тем, что ответить ему я не мог: как же, он при исполнении, при форме! В общем, стукнул меня пару раз. Обычное, вроде бы, дело. Но нужно было видеть при этом глаза моей адвокатессы. Никогда я такого взгляда больше не наблюдал. Злое, сытое удовлетворение, хмельное самодовольство и тупое превосходство, словно она расстреляла злейшего врага – вот, что было в этом взгляде. Таким образом я отправился на все четыре направления. Жил у друзей, в мастерских художников, в подвалах, на чердаках. А теперь вот живу на этой койке. Что будет дальше – не знаю. Просто ума не приложу. Работа оборвалась. Как быть, в толк не возьму. Вот такая приключилась… – как говорит Жванецкий.

Борис, понятное дело, поведал и свою печальную историю. Как, прямо по-Чеховски, вырубается его «Сад». Ну и, конечно, не смог не откликнуться на чужую беду.

– Что ж, – сказал он. – Если тебе, Ваня, некуда деваться, поживи у нас с Тамарой. В коридоре есть диван. Работать можешь в читальном зале. Ну а пропитаться – что-нибудь придумаем. В крайнем случае, стану в переходе с баяном. А что делать? Пусть народ слушает мой «Сад», как говориться, из первых рук. Мне теперь наплевать на престиж, имидж и прочую чушь. Конечно, после Парижа, Лондона, Нью-Йорка будет не по себе, но черт с ним со всем. Переживем. Роман твой о чем?

– Роман? О целителе. Целителе человеческих душ. Есть, Боря, на свете такие люди. А вообще – Колыма, тайга, бродяги, философы, ищущие града Божьего на земле.

– Ну и что, находят?

– Главное – искать, Боря. А кто ищет, как говориться, тот всегда…

– Что ж, – сказал Борис. – Дай тебе Бог.

Был в палате и третий страдалец, темноволосый, с узким лицом, нервный человек, кусавший ногти во время разговора Бориса с Иваном. Но когда соседи смолкли, он вдруг открылся.

– А я, ребята, прилетел из Африки, точнее – из Ганы. Три года загорал под тамошним жарким солнышком в качестве переводчика. Жил, сообщу без ложной скромности, как падишах. И черт меня дернул тронуться в родные края! Соскучился по березам, мокрой крапиве, ромашкам полевым, едрена корень… Приехал, а у жены в мое отсутствие – другой ухажер. Ну и что в таких случаях – развод. Вето на дочку. Словом, самые веселые события. В результате тоже вот – вполне праздничная больничная обстановка. А там, в Тане, братцы вы мои, какая же была красота! Барракуды, омары, кокосы, национальный парк, океан, темнокожие женщины, карнавалы… Так нет же! Нас всех непременно тянет в нашу задрипанную, разворованную, нищую Россию, где вор на воре и обездоленные люди с протянутыми руками. Сердце, ей-богу, кровью обливается. И это при сказочном богатстве страны. Какая-то несчастная Гана и Россия… поразительно! Там, в Африке, я жил во сто раз лучше. Парадокс! Вы, творцы, – извиняюсь, подслушал вас, – никому не нужны. А если вам и платят что-то, то какие-то гроши, подачки. И что же, дорогие господа, получается? А получается капитализм наизнанку. Когда нормального предпринимателя душит бюрократ: ему это выгодно. Он, бюрократ, получает за это свои дивиденды и взятки. Где это видано, чтобы государственные мужи крали и продавали все, что только можно продать! В ходу дешевка, а истинные ценности валяются под забором, как мусор. А закон можно повернуть и так, и этак. Зачастую же его просто не существует, закона. Бандиты вольны делать все, что им заблагорассудится. Эх, да что говорить! Не скажу, что там все иначе. Но в той стороне люди получают другие зарплаты и, стало быть, отношения складываются совсем другие.

– Да, тоже история, – сказал Иван. – Хотя, что же вы хотели? Жена здесь, вы там.

– Ну во-первых, – молвил африканец. – Жена с дочкой частенько приезжали ко мне. Вместе проводили отпуск. А во-вторых… впрочем, черт его знает, что там во-вторых. Короче, теперь я здесь, а они там.

Вошла такая же стерильная, как пододеяльники, белоснежная, улыбчивая медсестра с подносом, на котором на чистой салфетке покоились три шприца.

– Будем лечиться, господа, – произнесла она, сверкая ослепительными зубами, и почему-то многозначительно поглядела на Ивана.

Все трое с готовностью повернулись на живот, оголив розовые зады.

Медсестра ловко и быстро, в один шлепок, сделала три укола.

– Отдыхайте, – сказала медицинская фея и грациозно скрылась за дверью.

– Хороша, – со стоном переворачиваясь, произнес влюбчивый, видно, Иван.

– Да, – согласился африканец Сергей. – У меня в Гане случай был. Жила наша делегация в гостинице. Метрдотелем числилась дама, француженка, похожая на нашу медсестру. Только постарше. И вот представьте, отмечали мы какой-то, не помню, национальный праздник. Набрали по незнанию «Текилы», еще какой-то дряни. Одним словом, празднуем. Ну пьем-то по-русски, фужерами. А был среди нас чернокожий по имени Аббара. Он, ясное дело, быстро захмелел и рухнул на койку. Жарко. Все в трусах. И когда этот Аббара завалился храпеть, аппарат его, не представляете какой величины, из трусов и вывалился. Мы посмеялись и по пьяному делу решили пошутить. Я взял и привязал его елдарий тонкой веревочкой к ноге. Думаем, очухается Аббара, похохочем. А он же черный, как дегтем намазанный. Даже аппарат чернее сажи. Снова пьем. Потом кто-то говорит: «Ребята, неудобно. Еще обидится. Действительно, соображаем, все-таки иностранный гражданин. Не в Рязани. Ну ладно. Я стал тот узел развязывать. А спьяну никак не получается. И дернул меня леший развязывать зубами. Что говорить, хороши уже были.