Жанна Тевлина - Жизнь бабочки

– Кстати, к тебе одна писательница рвется, очень известная. Между прочим, сестра самого Витошина. Анна Обухова, слышал?

– Как-то не довелось…

– Проблемы, говорит, возникли. Представляешь? С ее-то деньжищами…

– Богатые тоже плачут.

Дома он нашел новый мейл от Севчика. Текстовое приложение на этот раз сопровождалось коротким письмом. «Дорогой Доктор! Вот решил последовать твоим наставлениям и попробовал себя в прозе. Но я говорил тебе, что я имитатор, так что и тут сплошное подражание. Но ты знаешь, такой кайф словил от работы со словом, просто сам не ожидал. Отправляю тебе две маленькие зарисовки одного и того же сюжета. Только написаны они в стиле двух разных авторов. Весьма маститых. Специально не называю их имен, чтобы ты отгадал. Ты не обижайся, я не тебя проверяю, а себя. Хотя ты никогда не обижался. Если угадаешь, значит, я чего-то могу. А если нет, я не в обиде. Не бойся!

Сюжет я увидел во сне. Не удивляйся! Это со мной бывает. У меня сложные отношения со снами. Может, как-нибудь расскажу.

Спасибо тебе, Доктор.

Твой Севчик».

Рассказы были короткие и назывались одинаково: «На даче», с приписанными цифрами один и два. Через пару минут он уже знал имена тех, кому подражал Севчик.

Бывает, прикорнешь на софе. Буквально без всякого злого умысла. А так, чтобы организм отвлечь. Лежишь себе, отдыхаешь. А тут бац, и сон вклинивается почем зря. Здрасьте, пожалуйста! Ладно бы просил. Это еще куда ни шло. А ежели мне, к примеру, некогда сны разглядывать. Может, я и вовсе его в виду не имел. А все, я вам скажу, по причине демократии. Говорят, она докатилась и до наших пенатов. Это, надо отдать справедливость, здорово. Чего уж тут говорить. Но нет полной ясности, как с ней в быту обращаться. Заимейте, говорят, граждане, свое сугубо персональное мнение. А какое мнение заиметь, никто не уточняет. Может, оно никуда не годится, это твое мнение? Вот взять хотя бы заграницу. Вроде как все хвалят. Стоящая, говорят, вещь, заграница. Лучше и не придумать. А другие граждане, знай себе, сидят дома и без зазрения совести в ус не дуют. Да еще и частную собственность наращивают.

Вот был у меня случай. Такой сон приснился! Сам Пушкин в жизни такого не видывал. А уж ему-то по рангу положено. Ну вот, значит, снится мне, будто позвал меня один знакомый на дачу. Он раньше у нас в ЖЭКе работал. Монтером. Очень, говорит, приличный круг намечается. У меня, конечно, замелькали мысли. Что за дача, думаю, у трудовых граждан. А ну как он личность с пережитками. Кто его знает? На морде-то не написано. Дай, думаю, поеду. По ехал.

Ведут меня по поселку, домами хвастаются. Монтер громче всех разоряется. Ну, я пригляделся, а домишки-то плохонькие, прямо скажем, никудышные домишки.

Ну, я слушал, слушал и говорю:

– А вот, к примеру, – говорю, – в Испании дома куда добротнее. Очень добротные в Испании дома.

Бывший монтер спрашивает:

– А чего это вы мне сейчас про Испанию говорите?

Смотрю, в его лице недовольство зреет. Я-то сказал приличия ради. Дай, думаю, умный разговор поддержу. Сам-то я в Испании не был, мне один человек в электричке рассказывал. Интеллигентный такой, в пальто с карманами. Сразу видно, много повидал. Ну, так вот, монтер смотрит на меня с открытой неприязнью. А я тоже, знаете, не люблю, когда на меня с неприязнью смотрят, да еще с открытой.

– Может, говорю, мне соображение в голову пришло. Где это прописано, чтобы человеку рот затыкали и соображение не давали высказать.

Тут он совсем завелся. А второй с ним, скрипач по происхождению, знай себе подъелдыкивает.

– Вы бы, – говорит, – на себя лучше посматривали.

Ну, теперь и я обиделся.

– А может, – говорю, – мне не нравится на себя посматривать. Может, я себя давно уже видел. Может, у меня, говорю, есть другие интересы, куда посматривать.

Смотрю, притихли. Ну, думаю, помирились. Идем дальше. Хорошо так идем, ровно, друг другу на ноги не наступаем. Одним словом, душа в душу идем. Я еще подумал: другие идут, руками размахивают, того и гляди в глаз засветят. Нет чтоб рядком пойти, культурно. Ну, идем мы, значит, а людей вокруг ни души. Под ногами никто не путается. Подошли к дому. Домик такой обшарпанный, с виду ничейный. Ан нет. Смотрю, тот, что с нами третий, бывший иногородний, гордо так в свой карман залазит и ключ оттуда достает. Ну, думаю, зажились. Никакой умеренности в людях не наблюдается. Ладно, поднялись на крыльцо. Гляжу, замешкались что-то, прямо толчею устроили. Ну, я попытался внутрь протиснуться, а иногородний мне путь преграждает. Ну, думаю, новое дело.

– А что ж это вы, – спрашивает, – калоши не сымаете?

Ну, я, понятно, возмутился.

– Вы, – говорю, – меня буквально в неловкость вгоняете. Мне, говорю, неясно, почему я должен калоши сымать.

А сам на окна поглядываю. Смотрю, занавесочки на окнах тусклые, выцветшие. Ну, думаю, у самого занавесочки тусклые, а других заставляет калоши сымать. Смотрю, он не унимается. Вытаращился на меня, как не у себя дома. А мне, к слову сказать, калоши совсем не с руки сымать. У меня на носке приличная дыра зияет. Что это, думаю, за порядки. Чай, не у королевы в палатах! Где это видано, чтобы люди на дачу носки без дыр надевали. Это буквально против всяких приличий выходит. А этот иногородний, как назло, взгляд с меня не спускает. Ну, думаю, дело плохо. А сам виду не подаю.

– А вот в Испании, – говорю, – совсем даже калоши не сымают.

Он весь от возмущения краской пошел. Аж заикаться начал. Тут скрипач подходит. Я глаз скосил. Смотрю, он уже без калош, как мать родила. Пригляделся. А носки-то у него целые, новехонькие. Вот, думаю, что творится. Как люди нынче охамели, никакой совести за душой не осталось. Скрипач спрашивает:

– А почему это вы нам своей Испанией в нос тычете? Может быть, нам это неприятно.

Ну, я тоже за словом в карман не полез.

– Мне, – говорю, – к примеру, тоже неприятно, когда мне калошами в нос тычут.

Смотрю, и монтер туда же линию гнет.

– Мы, – говорит, – люди простые, испанской цивилизацией не избалованные.

Пришлось снять. Пустили в комнату. Смотрю, стол стоит, зеленый. На обеденный вроде не похож. Все рассаживаться стали. Пока я размышлял, они почти все места заняли. Ну, думаю, тут не до размышлений. Хоть бы за каким столом место застолбить. Может, у людей кроме как на этом столе пообедать негде? Что ж теперь, совсем не обедать? Уселся кое-как. Иногородний из серванта мешок парусиновый достает и бац, на стол опрокидывает. Это до чего ж, думаю, граждане докатились! Это при их-то частной собственности. Как свиньям блюда подают. Слыханное ли это дело, чтобы в мешках блюда подавали! Еще ладно бы в каких, а то в парусиновых. Пригляделся, а там фишки. Я давеча по телевизору такие же видел. Там один гражданин так заигрался, что ему даже супруга от дома отказала. Дай, думаю, поиграю. А ну как денег выиграю. Может, дом себе куплю. Смотрю, монтер фишки сгреб и начал всем раздавать. Рукой машет, и все норовит мимо меня. Ну, я, понятно, жду. Глянул. Батюшки! Фишек-то нет больше. Я прямо вспотел. Это что ж такое делается, граждане: одним все, а мне ничего? Такая демократия, думаю, ни в какие рамки не влезет.