Артемий Гвазава - Жизнь между схватками

Все они не были дружески настроены, угрожали маме: видимо, хотели отомстить за своего кореша, считая, почему-то, что именно по маминой вине он «засел» так надолго.

Все они ужасно скандалили.

– Ты козел! – заорала однажды мама на старшего Никитюка и бросила ему в лицо тапком.

Слезы выступили у него на лице, и он рявкнул в ответ:

– Ну, сука, заплачу денег – и тебя уберут, б…ь!

– А я заплачу в два раза больше, и тебя прежде уберут!

На этой ноте они и распрощались, но мамины нервы понемногу стали сдавать, и она снова запила.

Неделя-другая проходит, а мать все время пьяная: то блюет, то спит. Она каждую ночь бросала нас одних и уходила пить в кабак «Злата». С тех пор и до сегодняшнего дня я боюсь спать одна…

Последний раз был такой случай, после которого оставаться дальше с мамой мне и маленьким детям стало просто опасно для жизни.

Пришла я как-то домой из школы (в последнее время я стала ее посещать), заглянула на кухню и увидела, как мама режет ножом ковер.

Я спросила, что она делает. У нее были абсолютно безумные глаза и мокрое от пота лицо.

– Я рыбу режу. – И изо рта у нее при этом текла пена.

Наверное, у нее началась белая горячка. Тогда нервы стали сдавать у меня.

– Ну все, п…ц, пора валить, – прошептала я в отчаянии и, наскоро собрав детей, побежала к бабушке.

Мы мчались без оглядки, я захлебывалась в собственных соплях, мы неслись со скоростью ветра. Мне было так обидно: я так надеялась, что все будет по-новому, хорошо. И я поняла, что мама снова не сдержалась, не смогла выполнить своего обещания, не сумев пережить очередной кризисный момент. Она не смогла быть сильной и так обманула мои ожидания.

«Зачем, зачем она опять все испортила?» – то и дело проносилось в моей голове.

Через пару дней мы пошли проведать маму, постучались в дверь, но нам никто не открыл. Через окно я увидела, что наш пес Грей в одиночестве лает и бросается на шторы. Тогда я заподозрила неладное.

В следующий раз мы пришли уже с бабулей, сосед оперативно помог нам взломать дверь. Навстречу нам из квартиры выбежал Грей и без оглядки помчался во двор. Стало ясно, что пес был взаперти больше чем два дня, а значит, с момента нашего ухода дома никто не появлялся. Мы, конечно же, сразу накормили Грея.

Бедный пес порядком изголодался. А меня мучило нехорошее предчувствие: мама не могла уехать, не оставив ключа и записки. Это был ее любимый пес – она б ни за что не бросила его. Сама же квартирка выглядела совершенно нормально: кругом было очень чисто, деньги лежали в шкафу, каждая вещь – на привычном месте, не хватало только мамы. Грея мы забрали с собой и отправились жить к бабуле.

На следующий день бабуля написала заявление в местное отделение милиции о пропаже дочери.

Когда меня вызвали на допрос в ту же комнату, куда я попала после «спецоперации», я удивила ментов своей сговорчивостью. На этот раз я рассказала все, что знала, постаралась вспомнить все до мельчайших подробностей: куда ушла мама, в чем, какое золото на ней было и какой разговор слышала накануне, как угрожал ей Юра Никитюк. Через некоторое время оказалось, однако, что последним свидетелем была вовсе не я: еще позже видел маму дядя Паша.

По его словам, мама из кабака пошла к себе домой, а он – к себе. Так он говорил, а как было на самом деле, никто не знал.

Как маму не искали, а найти не смогли. Ее исчезновение почти тридцать лет оставалось большой тайной. В Торжке много про это судачили, молва даже растрезвонила, что видели ее через десяток лет всю в золоте на дорогой машине, в окружении богачей. И по сей день она считается без вести пропавшей. А я была уверена, что мама по своей воле ну никак не согласилась бы оставить нас одних – хоть что там ни говорили люди, а я сердцем чувствовала, что троих детей и любимого пса Грея она сама бросить не могла.

Я очень долго переживала потерю родного человека. Стала употреблять много алкоголя и сигарет, затем подтянула к себе маминых цыганских бродяг, и мы стали дружить. Я научилась и гадать на картах, и воровать на базаре по выходным. А потом и вовсе влюбилась в цыганенка Серегу по кличке Чемба.

Мало-помалу дружба и детская любовь переросли во взрослые игры. Мы стали спать уже без трусиков, ну и, конечно же, я собиралась за него замуж. Но мать его, Фаина, женщина строгих правил, была категорически против русской невестки: «Женишься только на своей – цыганке».

Хоть я почти и была цыганкой и по крови, и по поведению, но меня все равно в таборе считали чужой. Тогда мы приняли кардинальные меры.

Твердо решив бороться за свою любовь, как Ромео и Джульетта (и возраст героев совпадал: ему было шестнадцать, а мне четырнадцать), мы поступили, как истинные романтики: собрали вещи и пустились в бега.

Ну и смешные мы были тогда! Походили-побродили, а деваться-то некуда. Недалеко от бабулиного дома находилась заброшенная Покровская церковь (теперь уже восстановленная). Вот мы туда и приползли, как два муравья, влезли аж под купол, нашли местечко себе на досках и улеглись на ночлег. Первое, что нас побеспокоило, – это комары, но Серж быстро исправил положение – разжег костерчик.

Уснули мы ненадолго. Я проснулась от запаха паленых волос. Непотушенный костер добрался до Сережкиных волос, а он все спал как убитый.

В итоге спасла я его шевелюру, разбудила Сережку, и мы давай оттуда тик а ть. Но пожар мы все-таки потушили. Поволоклись потом спать в беседку, которая стояла у нас во дворе. С рассветом мы встали, заели утро свеженькой морковкой с грядки и сбежали оттуда прочь. Потом поплелись на вокзал и укатили в Тверь. Там поболтались по базару, нажили деньжат, слегка пообедали. И все же – юными бродягами или влюбленными разбойниками – мы вернулись-таки в родной город на знакомую улицу.

Через пару лет от великой страсти почти не осталось и следа. Конечно, мы все это время еще тусили вдвоем, но это было уже не то. Жирную точку в наших с Сережей отношениях поставила нелепейшая история, произошедшая со мной в пятнадцать лет. Серж стал засматриваться на мою подружку – и я впервые познала ревность, это жгучее чувство, подобное болезни.

Наша дружба испортилась, но каждый вечер мы все равно сидели у меня и слушали музыку.

От мамы у меня остался шикарный музыкальный центр «SHARP» с двумя колонками. И как-то раз после очередного музыкального вечера зашла ко мне подружка Галка. Вот они вместе от меня и ушли. Я тогда разобиделась и пошла следить за ними.

Вот до чего ревность доводит! Парочка быстро скрылась из виду, и я вернулась домой. Когда я вошла в комнату, меня снова ждал сюрприз – и опять я не поверила своим глазам. О ужас! Окно было открыто нараспашку, а музыкального центра и след простыл. Это единственное, что осталось от мамы!