Иосиф Гольман - Защитница. Тринадцатое дело

Подумав, Береславский задал странноватый вопрос:

– А мы криминал рассматриваем?

– Что вы имеете в виду? – ошарашенно спросил прапорщик. Криминал он в жизни ни разу не рассматривал. Не положено.

– Много разных вариантов, – как-то не по-хорошему ухмыльнулся тот.

– Вот уж не думал, что добрый человек может всерьез обсуждать криминал, – вырвалось у прапорщика.

– А с чего вы взяли, что я – добрый? – в лоб спросил тот. И Бойко не смог ответить на этот вопрос. Сейчас на него смотрел тот же профессор, в тех же смешных, бликующих под мощной люстрой, очечках. Но добрым он отнюдь не выглядел.

– Хорошо, – сдался Петр Иванович. – Рассматриваем все. Слишком велика цена.

– Это разумно, – холодно сказал Береславский. – Криминальных я вижу два варианта.

– Убивать эту пьянь я точно не буду, – попытался пошутить прапорщик, но шутка не удалась.

– Это был третий криминальный вариант, – отмахнулся профессор. – Он под чертой.

Прапорщик так и не понял, что такое – под чертой. Но был рад уже тому, что веселый Ефим Аркадьевич, всерьез предлагая рассмотреть аж целых два криминальных варианта, идею убийства все-таки изначально отверг.

– Так что вы имеете в виду? – спросил Петр Иванович.

– Первый вариант – сделать ему документы и уехать подальше, – ответил тот.

– Легко сказать, – ошарашенно махнул рукой Бойко. Фальшивые документы, в его прямом представлении, были даже не из области «НЕ ПОЛОЖЕНО», а вообще за гранью.

– Я тоже думаю, что это не вариант, – к счастью, согласился профессор. – К тому же, нелегалами придется становиться всей семье. По старым фамилиям Мишкина мать вас быстро вычислит. Нет, с вашим менталитетом это нереально. Отметаем.

– А второй криминальный? – осторожно спросил прапорщик. Он уже точно знал, что с ним не шутят. Не факт, что Петр Иванович решится на обсуждаемые безумия, но как человек военный, он хотел рассмотреть все возможности.

– Второй – закрыть эту тварь, – спокойно сказал Ефим Аркадьевич.

– Куда? – не понял Бойко.

– В тюрьму, куда ж еще закрывают. На зону, на поселение. Неважно.

– За что? – все равно не понял Петр Иванович.

– За то, что тварь, – коротко объяснил тот. – Подлая и опасная. Родила троих. Один в зоне. За убийство, между прочим. Я на всякий случай уточнил. Второй скоро там будет. Третьего вытащили вы с Нилой. Вот такой расклад.

Петр Иванович сидел, как оглушенный.

Нет, он давно уже не член пионерской дружины. Позади насыщенная и опасная жизнь.

Однако в его прямой и простой предыдущей жизни никто не обсуждал вслух подобные вопросы.

– За то, что тварь, не сажают, – сказал Бойко.

– Верно, – спокойно согласился Береславский. – Зато она обворовала пол-деревни. Чуть не из каждого дома что-то тянула. У меня точные сведения.

– Никто ж не будет с ней связываться, – покачал головой прапорщик.

– Опять верно, – подтвердил Ефим Аркадьевич. – Но вы же знаете, был бы человек, а дело найдется. Если по сути вопроса, то перед нами тварь и воровка. Если по форме – то и обвинение будет таким же. Но, как вы правильно догадались, созданное специально под нее.

– Но это ж преступление, – чуть не плакал Бойко. Все услышанное просто опрокидывало его представления о жизни.

– Послушайте, – слегка напрягся профессор. – А родить трех несчастных, да еще опасных для окружающих – это не преступление? А что ждет Мишку, если она решит отобрать его у вас? И ведь отберет, если по закону.

– Нет, я не готов, – сказал, после раздумий, Петр Иванович. – Я его лучше сам украду, если Мишку отдадут Марье. Помните спор Жеглова и Шарапова – в фильме? Его все знают, «Место встречи изменить нельзя».

– Помню.

– Так вот, я все-таки на стороне Шарапова. И Нила тоже.

– А я – на стороне Жеглова, – улыбнулся профессор. – Вор должен сидеть в тюрьме. Если, конечно, мы точно знаем, что он – вор.

Они тогда долго проговорили.

Правда, уже не про криминал: подобный подход разрушал все имевшие духовные устои прапорщика.

Береславский в итоге дал действительно ценные советы, Ольга Викторовна даже отдельно потом поблагодарила.

Но странное ощущение у Бойко осталось.

В разведку с Ефимом Аркадьевичем прапорщик пошел бы легко. В переносном, разумеется, смысле – не на себе же тащить изнеженного очкастого гения?

Или все свои деньги ему оставить на сохранение – глазом бы не моргнул.

А вот на выборах президента – реши туда побаллотироваться Береславский – проголосовал бы против. У нас и без него наверху достаточно людей, представляющих любой закон, в том числе – духовный, в виде дышла.

А еще, ставший в последнее время несколько религиозным, прапорщик как-то, – хорошо подумав на эту тему, – поставил в храме свечку. За спасение души неплохого, в общем-то, человека, Ефима Аркадьевича Береславского.

Кроме поездок к профессору, выбирались, с Нилой и малышом, и в другие места.

В последнее время несколько раз встречались с Беллой Дехтярь, библиотекаршей из приснопамятных «Стожков». Бойко ей по гроб жизни будет благодарен: он считал, что Белла Эдуардовна сильно помогла ему в борьбе за сердце Неонилы.

Странно, но Нила поначалу не хотела никаких контактов с Беллой, хотя тоже отлично к ней относилась. Петр Иванович не сразу понял причину: Нила инстинктивно ревновала ту к Мишке. Ведь Белла еще тогда положила на мальчишку глаз.

Не сразу эта ревность прошла.

Однако – прошла. По крайней мере, внешне.

Белла их здорово выручает.

Раза три уже приезжала к ним в квартирку, сидела с парнем, пока они ходили в театр и на концерт. Нила после таких вечеров как будто хорошеет. Ей это просто необходимо. А одна, без Петра Ивановича, никуда идти не хочет.

Белла предложила на недельку привезти мальчика к ней в «Стожки», у нее есть отгулы – Неонила сразу напряглась. Объяснила страхом близости к Марье, непутевой физиологической мамаше Мишки. Хотя Бойко почуял и ее страх к Белле…

Однажды, при подъехавшей к ним в Москву Дехтярь, обсуждали юридическое будущее пацана, Петр Иванович, не называя имен, рассказал, в том числе, и про криминальные варианты.

Белла недобро ухмыльнулась.

– Зачем ее сажать, деньги тратить. Если б Мишка мне достался, я б ее сама в овраге утопила.

Прапорщик предпочел сменить тему разговора.

Потом, уже наедине, додумал свою странную мысль.

Вот он – военный. Всю жизнь был военным. Пусть не десантник и не спецназовец. Но на войне был. И во врага стрелял. Не видел, попал или нет. Надеется теперь, что нет. Хотя в тот момент убил бы всех, лишь бы вывести из-под огня своих пацанов-срочников.

А вот штатский веселый профессор устроен по-другому.

И библиотекарша тоже.

Чудно́.

В общем, жизнь официальной семьи Бойко и Беляевой, включая их неофициального ребенка, проистекала насыщенно, полноценно и напряженно. На это лето, кроме возни с Мишкиным лицом – келоидные рубцы, к несчастью, разрастались – предстояли еще жизненно важные дела. Самое главное – бой за права на Мишку.