Евгений Сивков - Чувства

– Любимая моя, сильная!

Так и стоял рядом с кроватью, пока тётки не выгнали его вон, давая понять, что Ксении необходим отдых.

В честь деда мальчика назвали Михаилом – тётки углядели, что парень очень на него похож. Так родился будущий профессор психологии.

Десять лет промелькнули как один год. В работе время прошло незаметно, и лишь по подросшим детям можно было понять, что всё же эти десять лет не прошли даром. Старшему Сашке было уже восемнадцать. Он стал душой компаний и, несмотря на задиристый характер, неплохо руководил работой на винограднике. Среднему Григорию исполнилось шестнадцать. Стараясь во всём подражать брату, он частенько ввязывался в драки, но в отличие от него был не так ловок, хотя смелости ему было не занимать. Сашке приходилось нет-нет да и выручать Гришку из переделок. Он не ругал брата, но порой не на шутку боялся за него. Подрастал и младшенький. В семье его любили за пытливый ум и смекалку, однако подсмеивались над его излишней мечтательностью. Он редко принимал участие в проделках братьев, предпочитая крепкой драке толковую книгу. Анна, точнее, тётя Аня, как ласково называли её дети, как наседка, заботилась о них как о своих родных, ни на минуту не оставляя без внимания ни мечтательного Миху, ни хулиганистых старших братьев.

У отца Мишка ходил в любимчиках. Вот только оправдать надежды, возложенные на него, парню не удалось. И зря сокрушалась тётя Аня, книги были тут совсем ни при чём. Никакими коврижками Мишу нельзя было затащить на виноградник. Физический труд его не привлекал, а упрёки и придирки старших братьев только ещё больше отвращали от семейного дела. Всё больше времени он проводил за чтением книг, всё более серьёзные произведения выбирал. Школу он окончил экстерном и в шестнадцать лет заявил, что намерен ехать в Москву. На резонный вопрос «А зачем?» пацан решительно ответил: поступать в МГУ на психфак.

Родители постепенно пережили шок. Драть его было бесполезно, да и не принято это было в семье. Дать благословение? С одной стороны, подобный поворот событий бросал тень на многолетний стаж винодельческой династии, а с другой – счастье ребёнка превыше всего, и так стоит рассуждать всем родителям. Посовещавшись с неделю, родители отпустили Мишу в Москву. Наказ не озорничать был строгий, но кто проверит его исполнение за сотни километров в далёком и непредсказуемом городе.

На минуту Михаил Семёнович задумался: а как вообще получилось, что старый торговец из Одессы, их прадед Иосиф Аншелевич Лернер, организовал винодельческий бизнес, обзавёлся виноградником, стал прародителем династии виноделов, землевладельцем, хозяином сети винных магазинов и, естественно, скрытым миллионером. Но ответа он не знал. Видимо, способность выкручиваться из любой ситуации подсказала когда-то прадеду верный путь заработать. Как бы там ни было, жизнь он своим детям обеспечил. Пусть трудовую, но благополучную.

Тут профессор Лернер тихо вздохнул. Красивая сказка о жизни в дружной семье, составленная из рассказов тёти Ани, мамы, отца и собственных воспоминаний, закончилась резко и жёстко. Начиналась его взрослая жизнь и совсем другой рассказ.

Первое время Миша не озорничал. Он без труда поступил в университет, получив при этом весь пакет причитающихся льгот в виде стипендии и места в общаге. После такого бурного восхождения на Олимп парень немного притих и в студенческой среде почти заработал звание ботана. Спасли от постыдного статуса Михаила только великолепная успеваемость и чувство локтя – он всегда делился результатами своего умственного труда с коллегами по парте, то бишь с однокашниками. За это его уважали и не дергали особо, ведь придёт сессия и списать у кого-то надо будет. Так как тут Мишку обижать. За глаза его даже иногда называли НЗ, что расшифровывалось, как «неприкосновенный запас».

Несколько раз за время учёбы Мишу навещали родители. Они были удовлетворены бытом своего любимца и его успехами. На потоке он был среди первых учеников, ему прочили аспирантуру и вообще блестящее будущее. Вот только со взглядами юного психолога профессора не всегда соглашались, уж больно креативно он воспринимал фундаментальные науки, всё время пытаясь «перелопатить» их на свой манер.

Последний год универа принёс много новых перспектив. На кафедру пришёл новый препод. Сергей Георгиевич Арефьев уже давно прогремел в научных кругах как учёный гениальный, но выдвигающий много спорных заключений. Одним из них была теория селекции любви. Именно эта теория и притянула Михаила как магнитом. Он не просто стал посещать все лекции профессора Арефьева, но и немыслимыми уловками (дипломников Сергей Георгиевич не брал) добился того, чтобы тот стал его научным руководителем.

А после…

Михаил поморщился. Он в очередной раз отогнал тяжкие мысли и заставил себя вернуться в реальность.

«Ого! Уже шестой час. Мне же пора на встречу».

Он уже собрался уходить, как его посетила идея.

Он решил, что его экспрессивной знакомой не захочется банально проводить время в кафе или ресторане. Гораздо больше им подойдёт прогулка. Пусть будут Елисейские Поля. Погода в Париже в это время года не то что в Москве, не зря многие писатели и политики сбегали в это время из промозглой Москвы или Питера и услаждали себя прогулками по уютно-волнующим парижским улочкам и бульварам.

Михаил Семёнович набрал номер телефона.

Голос в трубке показался ему очень милым и не по возрасту детским.

Как психолог он отметил: вот штучка, а мне не грех и уши подобрать, а то развесил как болван. Таких красоток кругом хоть отбавляй. Ещё посмотрим, что она скажет. Доказательства на бочку! Ой, вернее, это было про деньги.

Уже пару часов спустя они любовались обнажённой грацией платанов и пытались отыскать хоть один каштан, вороша листву на аллеях Елисейских Полей. В это время года газоны в центре города уже пустеют, а вся людская мельтешня переселяется в тепло многочисленных кафе, где, поедая устрицы и фондю, туристы и местные жители ведут оживлённые беседы о прожитом дне. Французское вино той или иной степени качества подогревает коммуникационные способности посетителей, и в конечном итоге голоса сливаются в какофонию многосложных фонетических этюдов. Но в этом и состоит очарование этих кафе. И нет ничего прекраснее, чем запах фондю, корочка карамели на крем-брюле и этот неугомонный людской бенефис.

Пока они гуляли, разговор никак не мог зарулить в рамки серьёзности и научности. Наверное, вечер в Париже очень трудно провести, отдавая дань философии, словесности или психологии в их классическом понимании. Гораздо больше любой человек склоняется к лёгкому времяпрепровождению, а ещё больше к лёгкому флирту. Париж есть Париж.