Евгений Сивков - Чувства

Пока Маша завершала обучение в университете, Алибеков успел создать и почти мгновенно разрушить свой очередной брак. На этот раз жертвой пала аспирантка Люся. Через пару недель после скоропалительно сыгранной свадьбы свежеиспечённая Людмила Алибекова имела неосторожность на кафедральном корпоративе заговорить с подвыпившим профессором Чиркиным. Ладонь блудливого знатока истории некоторое время смогла погостить на округлых ягодицах аспирантки. На следующий день зарёванная Люся, пряча под тёмными очками здоровенный фингал под правым глазом и замазав пудрой рассечённую скулу, выносила скромный чемоданчик из алибековской квартиры.

Наконец Маша защитила диплом, с отличием, разумеется. По рекомендации профессора Алибекова блестящая выпускница получила место в аспирантуре и приступила к преподавательской деятельности. Андрей был в восторге. Одно огорчало Столярова, который был супротив Плотниковой: молодая жена категорически отвергала его предложения зачать наследника.

– Что ты, роднуля, какие сейчас дети, – утешала она благоверного после очередного демографического отказа. – У тебя с работой не очень ясно, а мне нужно думать о диссертации. Потерпим пару годиков – там видно будет.

Через пару годиков кандидат экономических наук Мария Плотникова ушла от работящего парня Андрея Столярова к выдающемуся экономисту профессору Алибекову. Решающий шаг Маша сделал решительно и быстро. Как в омут головой.

Решающие события, которые привели к браку Маши и Алибекова, случились в Лобовце, небольшом заполярном посёлке, где жили нефтяники. Люди состоятельные, они имели обыкновение приобретать высшее образование и диплом престижного вуза, что называется, с доставкой на дом. Отвечая столь платёжеспособному спросу, университет, в котором трудились Маша и Алибеков, открыл в Лобовце филиал, где преподаватели вахтовым методом удовлетворяли тягу суровых добытчиков чёрного золота к знаниям.

Случилось так (случай этот, разумеется, стал результатом Машиных усилий), что профессора и его бывшую студентку поселили в одной съёмной квартире, в которой жили командированные преподаватели. По вечерам после напряжённого трудового дня (в погоне за длинным рублём им приходилось читать лекции по двенадцать пар в сутки) коллеги собирались на общей кухне и коротали время за чайком, приправленным коньячком. В тот вечер преподаватели засиделись дольше обычного, всех увлекла тема беседы, которую предложил Алибеков. О чём коллеги спорили в тот вечер, Маша толком вспомнить не могла. Вроде бы Бегляр Гейдарович изящно и остроумно разносил в пух и прах статью одного модного в то время американского экономиста. Постепенно один за другим их соседи по квартире удалились в свои комнаты: завтра предстоял очередной этап преподавательского марафона. Алибеков, словно не замечая, что за столом осталась всего одна слушательница, продолжал свой искромётный монолог.

Вдруг Маша приподнялась со своего стула, налила в чайный стакан хорошую порцию коньяка, лихо, по-гусарски влила его себе в горло, поставила стакан на стол и танцующей походкой направилась к Алибекову. Маша подошла к профессору и ловко примостилась ему на колени. Обвив рукой шею мужчины, соблазнительница жарко прошептала ему прямо в заросшее жёстким волосом ухо: «Мне грустно. Развлечений бедной девушке не хватает. Вы случайно мне не поможете?»

Профессор в помощи не отказал. На следующее утро коллеги уходили на работу, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Львиный рык, раздававшийся из комнаты профессора всю ночь, не позволил бедолагам толком выспаться.

Сказать, что Маша осталась довольна той ночью – значит ничего не сказать. Каким образом профессор умудрился с первого раза раскрыть секрет дамского счастья – сказать трудно. Наследственность, богатый матримониальный опыт, руководящее участие Игоря Александровича? Главное – результат. Маша этой ночью выдала такую серию мощнейших оргазмов, что все её сомнения отпали. Андрюша Столяров – пройденный этап. Бегляр Алибеков – новая вершина, которую ей предстоит покорить.

– Машка, дурында, опомнись, что ты делаешь! – пыталась вразумить подругу Маринка. – Это же сплошной Иван Грозный: шесть жён, четырёх казнил, двоих в монастырь заточил.

– Ой, ладно тебе, вечно ты свистишь о том, в чём ни бельмеса не смыслишь! – прервала подругу Маша. – Сама ты дурында, Ивана Грозного с Генрихом VIII не различаешь. Шесть жён – это про Восьмого, а не про Грозного. У того жён было всего четыре.

– Вот ты, Машка, где-то умная-умная – а здесь ну просто балда. Какая на фиг разница: Восьмой или Грозный. Твой Алибеков обоих за угол нервно курить отправит. Ты Люсю спроси – она тебе такого понарасскажет! Ни одна нормальная баба с ним больше трёх месяцев выдержать не может.

– Нормальная? Дольше трёх месяцев? Так вот, Маринище, или я ненормальная, или я с ним выдержу три года. Это – минимум. Забьёмся? На что спорим? Духи «Шанель» номер что-нибудь пойдёт?

– Да не буду я с тобой спорить. Знаю, какая ты упёртая. Но, Машуль, послушай меня в последний раз: не связывайся ты с ним. Для белой женщины жизнь в гареме, особенно если этот гарем из тебя одной и состоит, – это просто тюрьма какая-то.

– Вроде бы дурёха дурёхой, а ведь верно толмачит, – покачала породистой головой Маргарита Терентьевна. – Нашей Маше то самое и предстоит.

– Рецептура нашего блюда требует определённых жертв. Со стороны объекта, разумеется, – ответил ассистентке Игорь Александрович.

В первый раз кандидат экономических наук доцент университета Мария Семёновна Плотникова получила от профессора Алибекова на третий день после свадьбы.

– Да не буду я пить эту водку, устала уже, пойдём лучше спать.

– Пей, я сказал!

– Не буду!

С неожиданным проворством грузный профессор выскочил из-за стола, подбежал к Маше, которая покинула своё место секундой раньше, левой рукой схватил молодую жену за горло, а кулаком правой нанёс сокрушительный удар в высокую скулу. Затем он, не выпуская Машино горло, затащил едва не лишившуюся чувств супругу за стол и поставил перед ней стопку, до краёв наполненную сорокоградусной жидкостью.

– В этом доме всё делается по моему слову. Без обсуждений, самым оперативным образом. Скажу тебе пить – значит, пей. Хоть водку, хоть керосин – будешь пить. Или я буду бить. Усвоила? Пей!

Давясь водкой и слезами, Маша выполнила требование деспота.

Потом всё было как обычно: получасовой постельный сеанс, мощный оргазм, глубокий сон. Утром Маше пришлось провести у зеркала значительно больше времени, чем обычно. Полностью скрыть следы семейного воспитания ей не удалось, так что коллеги вынуждены были прятать глаза, выслушивая от неё неубедительные байки о самооткрывающейся кухонной двери.