Екатерина Марголис - Следы на воде

– Эй, есть какая живая душа?

На клич из темноты появляется он. Тот самый Святой Механик, которого призывала Бетти. Высокий, светлоглазый, в золотистых кудрях, словно сошедший с картины Возрождения. Где-то я точно уже видела этот овал лица, кудри, тихий взгляд… Где? У какого художника? Сейчас не вспомнить.

Садится за руль. Смотрит на сигнал. Качает головой.

– Вам повезло. Во-первых, я здесь случайно. Уже два часа, как должен быть дома. Во-вторых, у вас сломался alternatore – тот, что отвечает за всю электрическую часть. Еще пару сотен метров, и наступила бы катастрофа: вы свернули бы на автостраду, еще через километр у вас отключилось бы все электричество, и машина остановилась бы в тумане под дождем в потоке, мчащемся со скоростью сто пятьдесят километров в час. Аварийной дорожки там нет. Вы бы не смогли включить предупредительные сигналы. Вас бы даже не заметили. И всё – Buona Pasqua! – он делает выразительный жест. Но нам уже и без него понятно, какую именно Пасху мы бы справили, окажись мы на трассе. – Но на этом ваше везение заканчивается, – продолжает механик с характерным мягким тосканским выговором. – Вашу машину я смогу вам вернуть самое раннее во вторник.

Преисполненные благодарности, мы просим телефон такси. Нам надо как-то добраться до хутора. Никакого общественного транспорта в такую дыру не ходит. Поместье Андре с Мадлен лежит в одиннадцати километрах от ближайшего городка между двумя холмами. Вокруг только леса, в которых бродят кабаны, по ночам перекапывающие все вокруг. Да еще олени, которых иногда встретишь на рассвете или же в сумерках на краю опушки. Такси – наша последняя надежда. Хотя бы до поворота. Дальше уж как-нибудь дошагаем пару километров под дождем.

В этот момент мне приходит эсэмэска из Венеции: центр прогнозов приливов предупреждает, что к полуночи уровень воды поднимется до одного метра тридцати сантиметров… А это значит – жди пасхальную гостью на пороге. Судорожно пытаюсь дозвониться подруге, которая пасет нашего кота, но, увы, телефон безнадежно сел. Ладно, я подумаю об этом позже. Пока нам надо добраться до Андре с Мадлен. Ведь чудом живы остались.

– Зачем вам такси? Пока будете ждать, вымокнете. Да и не приедут они сейчас. Я довезу вас, – говорит тот же мягкий голос. Каждое «к» и «ч» превращается в устах механика в «ч» и «ш», как и положено в Тоскане. – Меня ждет девушка, но не брошу же я вас тут. У меня новая машина – пройдет всюду, – продолжает не без гордости наш герой.

И вот уже мы петляем по извилистой дороге, едва различимой в тумане и дожде какого-то вселенского потопа. Не то что хляби небесные, кажется, что все облака мира опустились и перевернулись на эти холмы, да так и остались висеть клоками непроглядного тумана на ветках. Джонатан (так зовут нашего избавителя) уверенно ведет свой новенький вездеход, ставший на эти полчаса нашим общим ковчегом. Еще несколько виражей над обрывом – и мы у ворот с заветной табличкой «Argena». Не успеваем даже толком поблагодарить Джонатана, – он не любитель лишних слов.

– Как только достану запчасть, сразу поставлю, – позвоню вам во вторник. – И, одарив нас на прощание скромной улыбкой, Святой Механик изчезает за темной завесой дождя.

Утро. Птицы поют утренний канон Воскресения на все голоса. На ветках капли росы. Пахнет дымом и травой. Где-то вдали в оливковой роще Калеро басом подзывает Диану голосом тети Бетти: «Diana, amore mio, dove sei?» 60Саша закончила украшать пасхальный пирог и отправилась кормить яблоками ослов Изальдо и Нерона: в конце концов, у всякой твари сегодня тоже праздник. Роксана так намерзлась вчера, что теперь не торопится на улицу: пристроилась у только что затопленного камина и увлеченно рисует увиденный накануне купол Брунелески. Дельфина рассеянно смотрит поверх учебника греческого – ей тоже не терпится присоединиться к кормлению ослов. На крыльце Марина громко дает по мобильному телефону Роби инструкции, где в Венеции можно купить мандариновое масло, чтобы смазать несчастного Лаки, на этот раз покусанного джек-расселом. Джованна шагает уже, наверное, десятый километр по лесу. За другим домом Андре аукается с внуками. С десяток малышей бегает по лужайке, заглядывая под каждый куст в поисках шоколадных яиц, запрятанных накануне. Двери дома ведут прямо в небеса. На кухне Мадлен готовит семейный пасхальный обед на двадцать человек. А где-то за столом в деревеньке под Ареццо Джонатан садится, наверное, за пасхальный стол со своей суженой. И тут я вспомнила, где я видела его лицо. Ангел на фреске Фра Анджелико. Только подстриженный. Как же я раньше не догадалась? Вот же, каждая травинка, каждый оливковый листок шелестит в солнечном ветре, словно подтверждая эту догадку. А в ушах звучат слова простого тосканского священника дона Джованни, сказанные сегодня на пасхальной проповеди в маленькой церкви при замке Гаргонца (том самом, где пытался скрыться Данте, уже будучи изгнанным из Флоренции):

– Мы проповедуем Христа Воскресшего не словами, а тем, как живем, встречая его в каждом человеке. Слова кончаются, а жизнь нет.

«Predicate il Vangelo, e se è proprio necessario usate anche le parole» (San Francesco d’Assisi) 61.

Холмы и долины растворялись в свете пасхального утра.

Слова были не нужны.

Летом в Венеции душно. Раскаленные камни, случайные тени, наспех брошенные вкривь на мостовые, и толпы туристов: бесконечные табуны в шортах. Ходить по городу в шортах даже в тридцатиградусную жару не придет в голову ни одному венецианцу. Только на пляже. Италия недаром сапожок. Колени безошибочно обозначают границу между цивилизациями. Ниже колен – итальянцы. Выше – немцы, американцы и, конечно, наши соотечественники. Последние часто ходят даже не в полотняных или джинсовых шортах, а в форменных плавках. Я спешила в церковь Кармини. На дверях летом вывешивается выразительный знак – не входить в купальниках и плавках (видимо, кому-то приходит в голову и такое).

Месса уже начиналась.

Разговор первый

После мессы ко мне подошел отдохнувший и загоревший на Сардинии (неделя отпуска в году!) дон Сильвано.

– А знаешь ли ты, кто почтил нас своим визитом, пока тебя не было?

– ???

– Дон Джанматтео Капуто. Осмотрел все.

– И что?

– Устроил мне дикий разнос за твою выставку. Сказал, что я не имею права без согласования с Курией выставлять ничего в церкви и без их разрешения, точнее, лично его, вообще никакой культурной деятельности разводить, что ты на этом прославишься, обогатишься, а когда я сказал, что это еще к тому же, помимо выставки, сбор помощи на лечение детям, он ответил, что это чепуха, «specchietto» – зеркальце. Просто отговорка. Бушевал тут, бушевал, потом сказал, что пришлет мне официальное письмо из Патриархата. – Дон Сильвано громко смеется. Но мне не смешно. Про Джанматтео я слышу уже не первый год. Он заведует продвижением культурных ценностей в Курии. Но ему бы самое место в каком-нибудь отделе цензуры в Патриархии. А уж московской или венецианской – какая разница. Такие всюду нужны. Да и церковная бюрократия, чиновники и иерархи, увы, всюду похожи.