Леонид Васильев - Солнце над лесом (сборник)

Из окна неказистого деревянного домика видна панорама поселкового пляжа и озеро. На сваях возвышается купальня скомнатами для переодевания и на высоких столбах двухъярусная вышка для прыжков в воду. В жаркие дни здесь бывает народу как в праздник на массовом гулянии.

С высоты птичьего полета озеро напоминает огромную клумбу, густо поросшую ярко-желтыми кувшинками да белыми островками распустившихся лилий. Летом теплая вода окрашивается зеленью – цветет, лягушкам приволье. Не одна сотня их сидит на лопухах, раздувая щеки, самозабвенно квакая свои романсы.

Проснувшись, Александр Ильич Петров смотрит в окно. Час ранний, а на пляже народу полно – понятно, у рабочих день отдыха, а утренний загар полезен. Вдруг он видит двух девчонок и, взволнованно поморгав глазами, громко зовет жену:

– Вера, иди-иди сюда!

Из кухни, вытирая руки, выходит жена.

– Чего звал?..

– Вон, смотри туда… Это не наши ли комсомолки голые с пацанами бегают?

– Ну, Иринка с Любашкой! А где ты голых видишь? В купальниках они, не хуже чем у других.

– Вот те на-а! А я думал, они в сенях в пологе спят.

– Они сегодня всем классом на берег вышли, скоро разъедутся кто куда. А ты, муженек, умывайся, да на работу собирайся. У пчеловодов выходные дни только зимой, слышь, на Стрелке маневровый мотовоз к перрону теплушки подгоняет?

– Не опоздаю я, дай дома побыть, неделю на пасеке пропадал и еще бы жил, да продукты закончились, а от меда уже в горле першит, чего-нибудь домашненького хочется.

– Комам мелна приготовлю, – предлагает жена.

– Ой, не хочу комам мелна, на твои трехэтажные блины у меня рот не разевается, лучше приготовь подкоголь и большую кружку медовухи налей.

– Ага, сейчас налью, к тебе из лесхоза начальство едет из ульев мед качать, а ты пьяный будешь! Нет, не налью, и не проси.

Александр Ильич, зная твердый характер жены, вздыхает, а про себя думает: «Ладно уж, прости ее Господи, до пасеки потерплю». Вдруг пришедшая мысль его обеспокоила вновь: там среди фляг с медом стоит и его фляга с дозревшей медовухой. Ой, не забыть бы ее спрятать, в прошлый раз конторские помощники грузили мед на платформу и его флягу прихватили. Конечно, на складе находка обнаружилась кому-то на радость, а Ильич чуть в обморок не упал.

– А как на пасеке без браги жить? – вслух рассуждает Ильич. – Скучно, особенно ночью. На лесные пасеки медведи нападают часто, ломают ульи, губят пчелосемьи.

Вот подкрадется разбойник-сладкоежка к пасеке и слушает – есть кто в избушке или нет никого?

Ночью у страха глаза велики, а Ильич вмажет как следует медовухи, выйдет из домика такой душевный, щедрый и кричит на весь лес: «Мишка-а, выпить хоче-ешь?!.»

Мишка-медведь вздрогнет от неожиданного предложения, а своим медвежьим умом рассуждает: «Ага, выйдешь из засады, а пасечник по-пьяне из ружья шмальнет». Вот и лежит он, притаившись, момента ждет – когда угомонится пчеловод, спать уйдет.

А пасечник зайдет в домик, еще бражки добавит, малосольным огурчиком сочно похрустит и ходит между ульями, застольные песни поет. Утром в лесные делянки приезжают рабочие, медведь уходит в тайгу. За выполнение плана по заготовке меда и сохранение пчелосемей Ильича ставили в пример, награждали ценными подарками…

Семья Петровых: Вера Ивановна, Александр Ильич, Ирина, Люба.

Уставший за день и утомленный жарой рабочий поселок с нетерпением ждет отдыха – прихода ночи. И ночь наступает, незаметно опустившись с неба в незримой звездной накидке, – земля благодарно вздыхает теплым туманом. Поселок засыпает. Угомонились на карнизах домов щебетуньи-ласточки, мастера флейтовых импровизаций дрозды и иволги, но в траве затрещали коростели. Эти мускулистоногие петушки и курочки всю ночь неустанно бегают друг к другу в гости и трещат: три-три, три-три!

Вечером из-под крыш старых сараев вылетают летучие мыши и бесшумно порхают: не то в жмурки играя, не то охотясь на комаров да мошек. Подчас в темноте кто-то стучит костями, будто сказочный Кощей хлопает в ладоши. Девчонки, что на свидании, в страхе жмутся к парням, а те, пользуясь моментом, обнимают их, успокаивая, что это вовсе не нечистая сила – так птица козодой крыльями хлопает, а глаза у этой «нечистой» в свете фар рубиновым светом горят.

Ночью на окраину прилетает охотник-филин, поскучает-поскучает на дереве да как крикнет сердито, будто отец чей недоволен отсутствием дочери.

Пожилые лесорубы отдыхают, а у молодежи свой интерес. После вечернего сеанса кино все выходят на открытую танцплощадку. Такого оригинального сооружения, сколоченного из аккуратно отстроганных досок, на столбах, со скамейками, больше нет ни в одном клубе Козиковского леспромхоза. Пространства хватает, есть где разгуляться удали молодецкой. Но к этому пятачку неравнодушны и люди старшего поколения, особенно пребывая «под шафе» – такие коленца выкидывают, молодым нос утрут. А молодежь, как в школе учили, – все вальсы танцуют да в ручеек играют. Гармонистов, под чье сопровождение танцуют, трое – Валерка Марьин, Вовка Ершов да Ленька Васильев – ученик Марьина. Они музицируют попеременно. Одни девчонки, вальсируя с парнями и от удовольствия закрыв глаза, наверно, корчат из себя литературных героинь на светском балу, а другие, не приглашенные на танец, ухаживают за гармонистом, отгоняя веником наседавших комаров.

Но вот заведующая клубом Фаина Сейфулина, прося внимания, хлопает в ладоши. Эта замужняя женщина, сохранившая стройность, сегодня в новом платье смотрится особенно хорошо, а для работника культуры внешность – факт немаловажный. Гармонист Валерка сжал меха, убрал с колен инструмент.

– Товарищи танцоры или как вас еще назвать? – с доброй улыбкой феи заговорила она. – Хорошо ли вы танцуете?

– Хорошо! – дружно отозвались девчонки.

– Для деревни и так сайдет, вы же не в теянтере на балете! – высказался приехавший погостить к родителям стиляга Серега Кубарев.

– Да, мы не в театре, живем в лесном поселке, но танцевать должны красиво, надо учиться этому! – ответила завклубом.

– А че делать плохому танцору? – выкрикнул хулиганистый Вовик Соболев.

Завклубом не успела и рта раскрыть, ее перебил все тот же голос стиляги:

– Плахому танцору дарога к хирургу!

Молодежь грохнула смехом. Соболев пожалел, что вслух попросил совета. Фаина, утерев лицо, продолжала: