Леонид Васильев - Лесными тропами к истоку

Жизнь непредсказуема, ни один человек не знает, куда, в какую сторону ему укажет путь вектор его судьбы.

Соколов покинул мир песенных звуков. Жалуясь на несостоявшуюся мечту, он вернулся в мир лесного края. Где бы человек ни обитал, он должен честно служить вере и долгу.

Ночью слышно было, как Воевода – мороз, пребывая в хорошем расположении духа, своей колотушкой старательно стучал по углам деревянных домов, стволам старых лип, как бы приговаривая: «Спите, старые, спите… Чего руками-то шарите? До весны еще далече, всему свое время».

Утром Андрей глянул в окно, дыханием отогрел стекло, перед ним открылась рябина.

На ее красных гроздьях суетятся прилетевшие на зимовку ярко – оранжевые снегири.

На ветках три снегиря. По окрасу перышков, одна из птичек – самочка, а самым крупным из них, по разумению егеря, был отец третьего снегиря – жениха самочки.

Картина понятная, перед ним, как и другие зимние птички – невелички, милейшие создания. Они романтики зимних приключений, заложники проектов Создателя. Другие-то птицы стараются улететь на зиму в тепло – на юг, а эти странники – в зиму, на мороз.

Смотрит на снегирей егерь Соколов и представляет жизненную человеческую ситуацию: будто бы муж дамочки суетится возле нее, пытаясь отвлечь от сна, но подруга, крепко вцепившись ножками в ветку, блаженно отдыхает, закрыв глаза.

День набирает силу, вот уж из-за зубчатого леса показался край солнышка. Пора завтракать.

Отец снегирь, сорвав с грозди мороженую ягодку, отогрел ее в клювике, раздавил ее сочную мякоть, и она потекла по горлышку сладким, терпким вином. Наклевавшись, снегирю захотелось пропиликать что-нибудь эдакое, на тему:

Он весело посмотрел на сына и его сонную молодуху, на красную гроздь рябины, и стал напевать наследнику на ухо:

– Сынок, а супруга твоя, не беременна ли? – интересуется старый снегирь.

– Не знаю я!..

– Не знаю – не знаю, – бурчит отец, – я, что ли должен знать?.. Эх, молодежь – молодежь, утром не добудишься, а вечером не найдешь!

Снегирь, шумно взмахнув крылышками, осыпал молодых серебристым инеем и улетел вглубь сада, там, на кустах калины красной, уже собрались солидные снегири и, откушав мякоти ягод, беседуют о жизни.

Только Андрей полюбовался снегирями, послышался стук в калитку. Егерь выглянул в окно. За калиткой стоял Филипп Галанин в шапке, валенках, телогрейке. На его плече старенькая двустволка.

Этот начинающий охотник частенько сопровождает Соколова в походах по лесу. Филипп работает киномехаником, показывает в поселковом клубе привозные фильмы. За молодость и невысокий рост сельчане называют его Филиппком.

У егеря по заданию начальства в осенне-зимний сезон охоты начинается добыча пушнины и мяса диких животных.

Андрей, прихватив приготовленный рюкзак с едой и прокопченный дымом котелок, вышел из дома.

Он запустил двигатель мотоцикла и пока прогревался мотор, товарищи обсуждали план охоты.

Снегу еще было немного, он для колес препятствий не чинил, Филиппок цепко держится за водителя. Скоро охотники свернули на старую тропу, здесь снег целинный, колесами не примятый.

Искоса глядя по сторонам, Андрей любовался ранним утром. Восток пламенел за сеткой древесных ветвей, они будто напудрены инеем. Впереди белые колонны голых берез. Их вершины походили на сизые застывшие дымы, а промеж них темнели треугольники елей.

Проезжая по мостику через ручей, егерь остановил мотоцикл.

– Смотри, Филиппок, на снегу через бревно след норки.

– Ага, вижу – вижу, – обрадовался Филипп.

– Слезаем с тачки, проследим, куда зверушка ушла на дневку.

Охотники спустились к замерзшему ручью, след исчез под корнями старой ольхи.

– Филипп, вставай за дерево, будешь ловить норку, а я ее отсюда шугану, – предложил Андрей.

Филиппок сел на корточки возле корней, растопырив ладони.

Андрей, сломав хворостину, стал шурудить ею под корнями. Вскоре за деревом, где притаился Филиппок, раздался болезненный крик.

– Поймал? – спросил Соколов.

– Кусается, зараза! Ушла.

– Не удержал что ли?..

– Вырвалась. Смотри, кровь из пальца течет.

– Облей палец мочей и заживет, – посоветовал егерь.

Андрей быстрым шагом пошел по следу убежавшей норки.

Зверек спрятался под другим деревом.

– Филиппок, тащи из рюкзака перемет, твоего обидчика будем выкуривать.

Переметом окружили дерево. Андрей надрал бересты, поджег и этот факелок, раскидав снег, просунул в нору со словами:

– Филиппок, как только зверь выскочит из-под корней, накидывай на него фуфайку, кабы он тебе еще чего-нибудь не откусил.

Под деревом разгоралась береста, а из щелей ствола пробивался дымок. Вот раздался крик радости:

– Поймал, я ее поймал! – кричал Филипп.

– Молодец! – похвалил егерь.

А под корнями разгоралась береста.

Филипп понес трофей в рюкзак. В это время Андрей прислушивался к нарастающему шуму. Ему показалось, что где-то далеко гудит самолет. Но от этой мысли он отказался, гудение слышалось рядом.

Подошедший помощник, вдруг поднял руку, воскликнув?

– Андрей, смотри! Там пчелы!

– Мать честная, из дупла показались пчелы! Филиппок, мы нашли диких пчел!.. Вот повезло!

Береста прогорела. Пчелы успокоились. Дупло расширили топором, набрали медовых сот, их оказалось не так много, все равно запаса еды пчелам бы не хватило.

– Ленивая пчелосемья, – констатировал Филипп.

Охотники развели огонь, принесли из ручья воды, поставили чайник. Нарвали смородиновых почек, заварили их кипятком и, вскоре началось чаепитие в лесу у костра с лесным медом.

Вечером Андрей с лесным гостинцем зашел к дяде Коле. Старый был удивлен. Они вскипятили самовар, пили чай и вели разговоры, какие бывают между хорошими друзьями.

– Я твою Люсю часто вижу, красивая, а поет еще лучше, заслушаешься.

– С чего ты взял, что она моя? – улыбнувшись, возразил Соколов.

– Да ладно, – хитро подмигнул старый, – видел я, как вы на сеновал подымались, а там, наверно, не иголку в сене искали?

– Ух, ты, партизан какой, – хохотнул Андрей, – может еще какие подробности узрил?..

– Вот что было дальше, этого мне знать не полагается. Я видел Люсю на концерте поселковых артистов. В том концерте выступали не только учителя школы, но и представители рабочего класса. Народу было, как всегда много, кому стульев не хватило, те в проходе стояли. Учителя ведь народ интеллигентный, у них и песни особенные. Но и артисты-лесорубы поддавали жару. Хворова Нюра богатырского телосложения, дак вот она, жестикулируя руками, наизусть прочитала поэму про Василия Теркина и ни разу не сбилась. Вот это женщина! А следующим номером на сцену вышла наша соседка – Люся, эдакая красивая, в новом платье, губы накрашены и песню запела, а Филиппок ей на гармошке мелодию ведет.