Далия Трускиновская - Мы, домовые

Он осознавал, что умение врать – не лучшее из всех возможных приобретений, но иного выхода не было – не возвращаться же гремлину обратно в деревню, где запас жалости Анисьи Гордеевны был исчерпан навсегда, и не помирать же ему голодной смертью.

Дедушка Мартын Фомич молча кинулся обнимать и целовать внука.

– Ну, как? – наконец дражащим голоском спросил он.

– Ну, принес. Вот он. Гляди, не открывай. Мне старые домовые с наговором дали – пока не заглядываешь, Молчок там сидит, заглянешь – а его уже и нет.

– Ищь ты! – восхитился дед. – А каков он из себя?

– Мне не показали.

Видя дедово огорчение, Тришка добавил:

– Но я уж исхитрился, краем глаза глянул.

– Ну и как?

– Да показалось, вроде таракана.

Все-таки хоть какую-то правду он в это дело вплел…

Дел усадил внука обедать, сам поспешил с радостной новостью к соседям. И в квартиру потянулись гости. Всем Тришка давал послушать, как шебуршит в патрончике мнимый Молчок. А потом объявил, что велено ему-де подсаживать Молчка в полном одиночестве, чтобы никто наговора не подслушал, А то Молчок не сработает.

Ни у кого, впрочем, и не было особого желания лазить в «Марокко».

Дождавшись рассвета, когда последний пьяный гость убрался и обслуга тоже разбрелась, Тришка и Олд Расти пошли на дело.

– Фоллоу ми, – велел Тришка. – Кип сайленс!

– Йез, сэр! – отвечал Молчок.

Они через вентиляционную трубу выбрались в туалет ночного клуба, оттуда проникли в коридор, из коридора – в опустевший зал, причем Тришка всю дорогу повторял как заклинание «фоллоу ми», а гремлин шепотом соглашался.

– Хиэ ю а! – Тришка показал на большую алюминиевую пирамиду, главный источник воплей и грохота. – Гуд машина! Вот – как и было обещано!

И добавил по русски:

– Будет тебе чего портить! Надолго станет!

– Оу! Й-е-е-е-ез-з-з-з!!! – вскрикнул Олд Расти, кинулся к пирамиде, нашел какую-то незримую для Тришкиного взгляда щель и – фьюить! – только его и видели.

Тришка усмехнулся да и пошел прочь.

Тем и кончился кратковременный триумф ночного клуба «Марокко». Никакие специалисты не могли управиться со взбунтовавшейся техникой. Хитрый гремлин приноровился прятаться по закоулкам. Онемевшую аппаратуру увозили, новую привозили – тут он и внедрялся.

Тришка бегал к нему в гости, кормил, совершенствовал свой английский. Кроме того, он уговорился с домовой бабушкой Неонилой Терентьевной, и она раззвонила по окрестным дворам, что есть-де знающий домовой Трифон Орентьевич, коли где от техники шумно, может Молчка подсадить. Поэтому, когда клуб закрыли, гремлина ожидало другое рабочее место. Безместным не остался!

А к Тришке повадились свахи. И спасу от них нет! Женись да женись! Оно и понятно – всякому хочется заполучить зятя, который умеет Молчка подсаживать. Зять при бизнесе – это основательно.

Через свах Тришка осторожно пытался выяснить судьбу вруна Никишки. Узнал странные вещи: призрак-де в городе завелся. По ночам-де является на улицах, гоня перед собой ежа, и у всех спрашивает, как бы к лесу выйти. Коли молча пробежишь мимо – то и спасся. А коли вздумаешь отвечать – еж разинет пышущую жаром пасть, и тебя более не станет.

Так-то…

Рига

2003

Сваху Неонилу Игнатьевну принимали достойно – угощение выставили с хозяйского стола. По негласному и очень древнему уговору домовые для таких случаев могли пользоваться хозяйской провизией. Сам домовой дедушка, и впрямь приходившийся невесте дедушкой, Матвей Некрасович, за круглым столом из красивой заморской банки посидел недолго, сам ушел и сына, Гаврилу Матвеевича, увел. Все эти заботы о приданом – бабье дело.

Однако еще накануне, перед приходом свахи, наказал невестке Степаниде непременно посетить местожительство жениха и убедиться, что любимица Маланья Гавриловна будет там как сыр в масле кататься.

Неонила же Игнатьевна заварила такую кашу, что и сама уж была не рада. Она поспорила с другими свахами, что уж ей-то удастся оженить одного из наилучших в городе молодцов, Трифона Орентьевича. А он вступать в супружество что-то не больно желал, да еще его дед от нашествия свах крепко зазнался, одних гонял, других привечал и вообще потерял последнюю совесть.

Заклад был хороший, можно сказать, знаменитый заклад: соперницы-свахи поставили на кон восемнадцать наилучших городских кварталов вместе с обитавшими там невестами и женихами. Выиграй Неонила Игнатьевна – и все эти богатые дома будут ей принадлежать отныне и до веку, век же у домовых долгий, вчетверо, а то и поболее, против человечьего.

А рисковала она не более не менее как своим пребыванием в городе. Если дело кончится крахом – собирай, голубушка, пожитки и ступай куда глаза глядят.

Было над чем поломать голову…

Уже и безместный домовой – печальное зрелище. Он, конечно, может приткнуться и к кому попало, но большинство людей настроено против загадочного подселенца, будут травить и выживать. Того, что домовой принесет удачу и поможет в хозяйстве, они не разумеют. А безместная домовиха, при том, что среди домовых именно по части женского пола недостаток, – совсем уж жалкая картина. Уважения к ней никакого – это до чего же нужно дожиться бабе, чтобы в безместные попасть? Уходить из города, в котором почитай что вся жизнь прошла, скитаться по проселочным дорогам, по заброшенным деревням с заколоченными домами, побираться у автозаправок – тьфу!

Так что погорячилась Неонила Игнатьевна – и теперь сильно беспокоилась о своем дельце. С одной стороны, дед Трифона Орентьевича не говорил ни да, ни нет, а самого жениха она только раза два и сумела сманить с книижных полок, где он пропадал денно и нощно. С другой – Степанида Ермиловна, наученная Матвеем Некрасовичем, а, может, и свахами-соперницами, говорила кислым голоском и хвалилась, что-де дочка у нее нарасхват, и охота отдать замуж поскорее, потому что тогда можно женить сынка, Лукьяна Гаврилыча.

И к решающей встрече Неонила Игнатьевна приготовилась так, что лучше не бывает. И заговоры на удачу прочитала, и заветную ладанку надела, вот только отворить дверь ногой не удалось – не дверь там была, а молния.

Семейству Матвея Некрасовича хозяевами была предоставлена большая дорожная сумка в кладовой, ровесница хозяина, не иначе, с двумя широкими боковыми карманами, которые занимали дети, Маланья и Лукьян. Внутри Степанида Ермиловна обустроилась так, что любо-дорого посмотреть. Да еще к приходу свахи порядок навела. Хозяйская квартира тоже блестела-сверкала – домовиха умела подсказать хозяйке, когда отложить все дела и взяться за уборку, и сама на зубок пробовала все новомодные чистильные средства. Не стыдно было, набивая цену невесте, хоть дюжине свах показать!