Елизавета Дворецкая - След черного волка

По лицу Богорада было видно, что в уме его роятся и толкаются многочисленные вопросы. Но он молчал: в делах волшбы и волхвования он ничего не понимал и знал, что в этом племянники куда умудреннее его. А к тому же Лютава сказала нечто, отвечавшее его собственным мыслям. Даже и выйди она за Бранемера еще осенью, это не помогло бы делу в том случае, если на Десне узнают о несчастье с Вершиной. Весьма вероятно, что муж отослал бы ее назад, осрамив весь род Ратиславичей. Богорад и сам день и ночь изводился от беспокойства ради грозящего позора.

– Так что, девка, поедешь домой? – спросил он, помолчав.

– Мы поедем, – уточнил Лютомер.

– Ты со мной в гощенье пойдешь, – возразил Богорад. – Ты – отцу старший сын и наследник, тебе и дело его исправлять.

С этим Лютомер не собирался спорить. Подхватив поводья из слабеющих отцовых рук, он оставлял за собой его место, если Вершине не удастся вернуть разум и здоровье. Отказаться – означало уступить все права кому-нибудь из братьев. Чего доброго, Хвалису!

– Значит, мы пойдем с тобой в гощенье и приедем в Ратиславль вместе, – решил Лютомер.

– А отец… – начал Богорад, снова хмурясь.

Он и сам не знал, как быть: послать девку одну или с двумя-тремя отроками за две реки не поворачивался язык. Но если она повезет свое загадочное средство по пути гощенья, это означает, что в Ратиславле оно будет месяца через два!

– Это не так страшно, – утешил его Лютомер. – Галица мертва. Управлять подсадкой она больше не может, а без хозяйки дух пребывает будто в спячке. Говорят, можно два-три года так жить. Мы успеем вернуться… и все поправить.

Но чело Богорада не разгладилось, в глазах застыло угрюмое сомнение. Он чувствовал себя будто в избе, где проваливается крыша и оседают две-три стены: не знаешь, куда кидаться, что держать, чтобы не дать всему зданию рода Ратиславичей рухнуть на головы детям. Князь – испорчен и безумен, старший сын – бойник и оборотень, второй сын – преступник и беглец… Даже младшая князева жена, по чьей глупости все это заварилось, сбежала, и неизвестно, где она сейчас и что затевает. Слава чурам, если Галица мертва, но ведь с той дуры Замили станется другую замороку найти! Мало ли их Невея наплодила!

– Ну, смотри, – наконец выдохнул Богорад. – Ты – отцу наследник, тебе и решать.

А когда он встал и пошел к своим саням, Лютава вдруг испустила глухой протяжный стон.

– Что? – Лютомер обернулся. – Ногу отсидела?

– Нет!

А Лютава сообразила: стая разворачивает лыжи вслед за Богорадовой дружиной! Они снова едут на полудень, вверх по Рессе, на приток Перекшу, что служит гощенью дорогой на восток. Все ее мечты о ночевке возле теплой печки, о пирогах и блинах со сметаной, о болтовне с Милемой и другими сродницами пошли прахом!

А ведь Чадославль был уже так близок – мало не видать…

За двадцать лет жизни в Ратиславле Замиля ни разу из него не выезжала – было некуда и незачем. Поездка до ближайшего займища уже казалась ей событием, а теперь, пустившись в путь через бескрайние леса, она чувствовала себя оторванной от всего прежнего – не так чтобы любимого, но привычного. Заснеженные чащи, которые ползли навстречу саням, уходили назад, но совершенно не менялись, неожиданно напомнили ей море. Хвалисское море… Нет, Бахр-аль-хазар – Хазарское море, как оно называлось в ее родном Хорезме. Она пересекла его, следуя в свите купца по имени Кабиль ибн Ульфат. И сейчас, двадцать лет спустя, его чернобородое лицо и хрящеватый нос ясно стояли у нее перед глазами. Она помнила даже голос – так ясно врезаются в память впечатления юности, когда жизнь впервые распахивается перед тобой во всю ширь. Но те воспоминания казались очень далекими – будто все это было не с ней, а с какой-то совсем другой девушкой. И даже странно, что ту другую девушку тоже звали Замиля. Видит Аллах, она не желала такой беспокойной жизни. Разве ее вина, что купец Кабиль так влюбился в юную рабыню, что повез ее с собой туда, куда женщин никогда не берут? Уж конечно, жену свою, Раджап-бану, он не стал бы таскать по свету, не заставил бы переживать бесчисленные трудности, опасности и невзгоды!

Впрочем, Аллах не был к нему благосклонен. Любопытство к неведомым землям и торговым путям завело его на гибель. Прознав от вятичей, что у хвалисов с собой немало серебра, молодой угрянский князь Вершина собрал войско и напал на купцов у самых своих рубежей. Нападение случилось на берегу большой реки – Оки, как Замиля потом узнала. Но Кабиль говорил, что это Нахр ас-сакалиба – Река Славян, которая впадает в Хазарское море. Было известно, что этим путем купцы-русы приходят из славянских стран к Румскому морю, а оттуда пробираются к Хазарскому и едут на верблюдах до самого Багдада, но никто на Востоке не мог сказать, что сам побывал у начала этого пути. Одни говорили, что Река Славян течет в Хазарское море из Румского, другие – что выходит из глубины славянских земель и двумя рукавами впадает в два моря.

Кабиль хотел стать первым, кто доберется до самых истоков и выяснит наконец всю правду о Реке Славян. Мечтал, как прояснит это дело, возможно, даже напишет книгу и тем навек прославит свое имя. Со своими людьми – купцами и охраной – он с позволения хазарского кагана вошел в Реку Славян из Хазарского моря и миновал город Хамлидж, лежавший неподалеку от ее устья. Там он встретил купцов ар-рус, которые указали дорогу дальше, но предупредили: там совсем дикие места, где жители недружелюбны к чужакам.

И оказались правы. Чем дальше от моря забирался Кабиль, тем труднее ему было договориться, несмотря на усилия рабов-толмачей. И вот однажды на рассвете, когда отряд собирался в путь, из кустов вдруг полетели стрелы. Замиля успела спрятаться среди поклажи, накрывшись мешком. Ее нашли, только когда все уже было кончено и победители стали делить добычу. Люди Кабиля были перебиты, частью захвачены в плен и проданы проезжим русинам, у которых уже имелись заключенные договора с местными князьями о безопасном проезде. Впоследствии, начав понимать язык сакалиба, Замиля узнала: к мысли об этом набеге Вершину подтолкнули подлецы ар-рус. Им не нужны были соперники на этих торговых путях.

Сам Кабиль погиб. С немногими людьми он пытался уйти на лодье, где лежал один из сундуков с серебром, но получил стрелу в грудь. Из последних сил он раскрыл сундук и опрокинул через борт в реку, а затем и сам бросился туда с саблей в руке. Так и лежат на дне Оки сотни серебряных дирхемов, золоченая сабля и кости отважного, но неудачливого искателя новых путей… И не насмешка ли судьбы – что она, рабыня-наложница, взятая хозяином ради отдыха среди тягот пути, единственная теперь знала то, за что немало мудрецов Хорезма заплатили бы золотыми динарами: что большая река, впадающая в Бахр-аль-хазар, у местных жителей называется сперва Итиль, потом Юл, что в нее впадает Ока, населенная славянами и схожей с ними голядью, а в Оку – Угра, ведущая от вятичей к кривичам и дальше каким-то образом выводящая к землям русов…