Елизавета Дворецкая - След черного волка

Лютава едва не рассмеялась, но сохранила невозмутимый вид. Чувствуя, что все на нее смотрят, опустила глаза, как положено девице, и принялась застенчиво теребить конец косы.

Эта игра показалась ей очень забавной. Ночью она спала плохо: Красовит не то снился, не то мерещился. Стоило закрыть глаза – и казалось, будто он пришел сюда за ней и находится где‑то совсем рядом, чуть ли не лежит на этой же лавке, только повернись – и на него наткнешься. Вспоминать о том, как он поймал ее, прыгал через костер, держа ее на плече, было немного стыдно, но отчасти и приятно, что изумляло Лютаву, не помнившую за собой подобных чувств. Он был какой‑то слишком большой, яркий и внушительный, так что даже в тиши собственной избы ей не удавалось избавиться от ощущения его близкого присутствия. Другая бы решила, что ее приворожили, но Лютава знала, что ее‑то так просто не возьмешь. Вспоминая его поцелуй, она чувствовала, как щекочет в животе. Даже встала среди ночи и умылась, надеясь избавиться от наваждения. И утром, собираясь в обчину, она причесывалась и одевалась особенно тщательно. А то подумает правда, что угрянского князя сестра – русалка, вежеству не ученая…

– Когда ж ты успел? – охнул Богорад. – Не спросил никого…

– А вчера мы сговорились. Князь Зимобор дал людей для нового городка сторожевого, а мы им даем невест, чтобы на месте крепко прижились. Ну а коли отрокам всем по невесте, неужели воеводу обойти?

Богорад пожевал губами: хотелось обругать братанича‑князя за то, что принял такое важное решение без совета рода, но по существу возразить было нечего. Жених, конечно, не княжьего рода, но и невеста – перестарок, волхва, и к тому же хромает.

– Ну, только ему с ней и управиться! – хмыкнул Турогнев, видевший вчерашнее происшествие на Ярилиной плеши. – Воевода горазд русалок ловить…

Все засмеялись, и Ярко услышал насмешку над собой: он‑то с этой русалкой вчера не управился и сам едва не был побит.

– Но я первый сватался к дочери Вершины! – не сдержался Ярко, хотя ему не полагалось говорить самому – за него это должны были делать старшие родичи. Однако он не мог стерпеть этой наглой кражи на глазах у трех племен! – Я первый! Я сватался еще прошлым летом! И старшая сестра должна достаться мне! Она будет княгиней вятичей, ты забыл, Лютомер? А ты хочешь отдать старшую дочь своего отца и матери ка… просто воеводе!

При Красовите он не мог сказать, как собирался, «какому‑то шишку заезжему», но думал он именно это, и на лице его отражалось возмущение.

И, строго говоря, он был прав: в первенцах заключена особая сила, и старшая дочь наиболее годится в жены для князя.

– Мой род иным княжьим не уступит! – Красовит бросил на него грозный взгляд. – Пращуры мои в дунайской стороне в князьях сиживали!

– Ты сватался не к старшей моей сестре! – напомнил Ярко Лютомер. – А тогда у тебя был выбор.

– Ну… – Велетур задумчиво вздохнул. – Воевода уж не отрок, но и Лютава у нас не недоросточек. Кто твои жены, воевода?

Княжью дочь нельзя отдать в дом, где уже есть равная ей по знатности. Но двум женам Красовита оказалось до Лютавы далеко – даже Ведане. А младшую Секач и вовсе приволок из похода как полонянку.

– Кто родом выше, та и будет старшей, – невозмутимо заверил Красовит. – Я, чай, не дурак, свое счастье понимать умею.

Все снова посмотрели на Лютаву. Она молчала – но слов от нее и не ждали, – однако всем видом выражала смирение и покорность судьбе.

И почему‑то ей казалось, что Красовит ее понимает. Она помнила его вчерашний взгляд перед костром – он смотрел на нее, как на лютую медведицу, с которой заставляют целоваться. Едва ли он в самом деле хочет ее взять за себя. Но ему необходима поддержка местных родов, а для этого нет иного средства, чем женитьба или хотя бы обручение. А там видно будет.

– Но тебе, Ярогнев Рудомерович, печалиться не о чем! – Лютомер дружелюбно улыбнулся обиженному парню. – У меня сестер – на целый хоровод. Одна другой краше.

– Какая из них после этой старшая будет? – осведомился Начеслав.

– Ратислава Вершиславна, дочь Любовиды. Она и по годам в самой поре, и собой хороша, и приданое готово. Хоть завтра свадьбу.

Убедившись, что все самое важное уже сказано, Лютава вышла. За дверями обчины волновалась стайка девок, очень желавших знать, какой ответ Лютомер дал сватам. Лютава нашла среди них Ветлицу, то есть Ратиславу и будущую княгиню вятичей, и сказала ей одно слово:

– Пляши!

Но была в Ратиславле другая невеста, которой вовсе не хотелось плясать.

– Ну что? – Едва Лютава, вернувшись к себе в избу, шагнула через порог, как к ней бросилась Гордяна. – Они решили? У нас будет свадьба?

– Навья кость! – Лютава хлопнула себя по бедру. – А про тебя‑то они и забыли!

– Забыли? – Гордяна остановилась перед ней, глядя во все глаза.

– Про тебя и речи не было. Про меня только…

– И ты…

– Нет, меня за Ярко не отдают. Я… меня смолянскому воеводе обещали. А за Ярко Ветлица пойдет. Она тоже девка хоть куда.

– Но как же я? – прошептала Гордяна. Ее светло‑карие глаза наполнились слезами. – Почему он… не хочет? Чем я ему… не жена? – с трудом сквозь плач выговорила она.

Лютава удивилась: до сих пор Гордяна держалась тихо и настороженно, и она никак не предполагала в гостье такой бурной любви к жениху‑оборотню. Лютомер и так был старше ее почти на десять лет, а с сединой в волосах стал в глазах юной невесты и вовсе дряхлым дедом.

– Что ты? – Лютава обняла ее за плечи. Худенькая Гордяна была ниже ее на целую голову и смотрелась совсем девочкой. – Чего ревешь‑то?

– Почему он не хочет? – доносилось сквозь рыдания. – Я… чем нехороша… И что теперь со мной будет? Я не поеду домой! Не поеду! Хоть в лес убегу, пусть меня там звери лютые растерзают! Я… утоплюсь лучше, пусть водяной меня берет. Я… Он… Скажи ему! – Гордяна вдруг подняла покрасневшее от слез лицо и устремила на Лютаву молящий взгляд из‑под мокрых ресниц. – Попроси его, пусть возьмет меня в жены! Иначе гибель моя! Ты не знаешь… Иначе возьмут меня ха… хаза… хазары…

И она опять зарыдала. Лютава, изумленная и мучимая любопытством, как могла успокаивала ее, обнимала, гладила по голове, уверяла и клялась, что никто и никогда не отдаст ее хазарам, как уверяют ребенка, что он может спать спокойно – волк не придет, а если придет, то отец зарубит его топором. Ей ужасно хотелось разобраться, в чем дело. При чем тут хазары?

– Они… у кагана… – с трудом глотая воду, которую подала ей Новица, говорила Гордяна. – У них каган вместо князя. И у кагана двадцать пять жен. Он какую землю завоюет, от той земли берет себе княжью дочь в жены. И теперь вот я…

– Так неужели вас хазары завоевали? – Лютава не поверила своим ушам.