Ольга Лисенкова - Ясный свет и вольный ветер. Третья книга цикла «Остров Буян»

Бешеный калейдоскоп остановился. Фух, помогло. Яська встряхнула свою одежду и призадумалась: если леший «водит», то надо надеть всё наизнанку. Но сейчас она была не уверена, что с нею шалит леший. Нет, тут она столкнулась с какими-то другими силами. Так что нечего бродить чучелом, даже в роще, где кроме нее на первый взгляд никого и нет. Она натянула белье, водолазку и прислонилась к стволу дерева, чтобы надеть колготки.

– Скажите мою судьбу, – попросила она в третий раз, ни на что не надеясь.

С вершины дерева вспорхнули два голубя. Нет, голубь и голубка! Яся улыбнулась.

– У девочки три дороги, – проворковал голубь.

Она побыстрее привела туалет в порядок и вежливо отозвалась:

– Да, я вижу.

– Ищет тебя отец, ищет мать, – сказала голубка.

Яся радостно закивала. Она на это и надеялась. Если взрослые ее ищут, значит, скоро они встретятся.

– Змей разыскивает тебя, – предупредил голубь. – Ищет на земле, ищет под землёй. Ищет на воде, ищет под водой. Ищет не один, ищет со своими детьми ползучими.

Яська ахнула и скорее прикусила губу. Вот откуда взялись змейки!

– Мать еще ищет тебя, – добавила голубка. – Ищет со своими сестрами летучими.

– Лету…

– Беги, девочка, беги. Времени мало, беги, скрывайся от змея ползучего, змея летучего, змея, огнем полыхающего!

Голубь и голубка стукнули друг друга крыльями и взлетели вверх, как будто стали одним целым. Яся только рот разинула, чтобы еще что-то спросить, но они уже скрылись в непроглядной кроне векового дерева.

– Ау! – позвала она жалобно. – А почему? А зачем он меня ищет?

Однако больше никто не отозвался.

– И какую из трех дорог мне выбрать? Вы же не сказали!

Нет, ничего. Ничего и никого.

– Ну вот! – Яся топнула ногой. – Так хорошо шла, песни пела. Понадобилось же мне спрашивать!

Дороги разворачивались впереди, с виду одинаковые – белесые, будто присыпанные песком, и никакого камня, на котором было бы написано «Налево пойдешь… направо пойдешь…», на распутье не наблюдалось. Один могучий старый дуб.

– А вот возьму и никуда не пойду, – упрямо сказала Яся. – Сяду тут и буду сидеть, пока папа с мамой меня не найдут.

Что-то встрепенулось в кроне, и послышались ей далекие голоса: «Беги! Спеши!» Или это листья прошелестели.

– Спасибо! – спохватилась она: лучше поздно, чем никогда. – Спасибо вам, птицы добрые, спасибо, батюшка дуб. Пойду куда глаза глядят.

Три дороги, три пути лежали перед ней. Но разве повлияешь на судьбу, выбрав тропинку? Яся отправилась вперед, прямо, никуда не сворачивая. Только погладила еще раз шершавую, добрую кору старого дуба.

Через несколько шагов она услышала пение птиц. Как будто его вдруг включили, или как будто у нее были до того заложены уши. И не успела Яся понадеяться, что это добрый знак, как вдали показались большие серые многоэтажки, похожие на молчаливых слонов. Она возвращалась в город.

Левка шел из школы медленно, тащил тяжелый ранец в руках. Тот бил его по ноге, Левка пинал его в ответ. Не было никакой радости от того, что над головой поют-заливаются птицы, что солнце светит во всю мощь, что можно уже снять теплую одежду и закинуть ее куда подальше.

Вот дом. Стоит, как стоял всегда, его построили еще до Левкиного рождения. Куда ж он испарится. В нем столько квартир, столько жильцов. Дом стоит, а Яси рядом нет.

Лев вытащил из ранца сотовый телефон и попробовал позвонить маме, но абонент опять был недоступен. Тогда мальчик поднялся в пустую квартиру. Там было тихо так, что звенело в ушах.

Раздевшись, он достал из холодильника кастрюлю с супом, отлил себе немного в ковшик и поставил греться. Есть совершенно не хотелось. В горле стоял камень, от него было больно. Ни продохнуть, ни проглотить. Суп закипел. Левка бездумно перелил его в тарелку и уставился в окно. Во дворе пели птицы, и никого там не было: ни Яськи, ни волка, ни бабульки, которая рассказывала давеча про свои старые кости. Вздохнув – камень никуда не делся – Левка сел за стол и принялся за суп. Тот был кислый. Наверное, уже испортился. Мама давно варила, а они с Яськой так толком и не ели.

Он долго сидел над тарелкой, водил по супу ложкой, гоняя туда-сюда куски обесцветившейся капусты. Нет, есть такое нельзя, и так живот то и дело сводит. Дождавшись, пока суп остынет, Левка вылил его в унитаз.

Мамин телефон не отвечал.

Промаявшись до конца рабочего дня, Лев пошел встречать маму. Она работала на заводе, но не в цеху, а в каком-то отделе с длинным названием. Встал у проходной. Ждал долго.

Мама вышла такая взрослая, даже чуть-чуть незнакомая, летящая, с мимолетной улыбкой. Чуть не прошла мимо него, не замечая.

– Мам, – сказал Левка, и горло снова перехватил спазм.

– Ой. Ты что здесь делаешь? Что-то случилось? Где Ярослава?

Но он не мог говорить. Потряс головой, прогоняя камень.

– Мам, она пропала. Наверное, совсем уже пропала, потому что… потому что за ней приходили волк, змеи, и потом наш дом исчез, а на месте него был лес. Она в этот лес и ушла. И пропала.

Мама смотрела на него, и лицо ее постепенно кривилось в такой гримасе, будто она разрывается между тем, чтобы заплакать, и тем, чтобы его ударить. Однако она не сделала ни того, ни другого.

– Ты ее отпустил, – сказала она без вопросительной интонации.

– Я-то ничего не мог с этим сделать.

– Ну да. Ты ее отпустил. Она ушла.

Мама развернулась и зашагала прочь, словно совсем забыв про него. Он не удивился, просто потащился следом. Ему хотелось бы расплакаться, но уже не получалось.

А мама все ускоряла шаг, почти бежала.

Вот только город теперь стал другим. Или это сама Яся изменилась. Люди торопились по своим делам и смотрели сквозь нее. Она попробовала обратиться к ним с вопросом, но ее не слышали, убыстряли ход. Ее не пропустили на пешеходном переходе: машина промчалась мимо со свистом, Яся еле успела отпрыгнуть на тротуар. А потом она была вынуждена долго ждать у обочины, пока в потоке машин появится просвет. «Может, я стала невидимкой?» – размышляла она. Это ее не напугало и не удивило. Если по правде, она всегда чувствовала себя немножко чужестранкой здесь – ну, в последнее время, когда у нее из памяти почему-то стерлись все воспоминания о доме на острове Буяне, о маме Алене и папе Федоре. Сейчас и имена, и образы были яркими как никогда. Яся знала, что папе не очень нравилась идея таскать ее в этот мир для общения со сверстниками и для учебы, но маме удалось его убедить, что другого выхода нет. Алена говорила, что родители не имеют права запереть Ясю на острове в компании только взрослых, а раз уж они сами не могут покинуть Буян, приходилось обращаться за помощью к Питеру. Яся чувствовала, что папа ему не доверяет, хотя он никогда не объяснял почему. Самой ей Питер нравился. Да что там! Она его любила.