А. Командор - Мое мертвое сердце

Пока он не обратил на это внимание, я и не задумывалась о таких вещах или о том, что это странно или необычно. Да, ведь я ничего не знаю о мире, только иногда далекие отголоски ощущений выплывают наружу. Может быть, это хороший знак?

Пока мысли бродили в потемках памяти в попытках связать то, что я знаю сейчас, с тем, что знала когда-то, взгляд заскользил по комнате и остановился на лице собеседника. Выражение, с каким он глядел на меня в ответ, показалось невероятно трогательным. В нем можно было уловить и заботу, и тревогу, и смущение. В темных глазах больше не было той обреченности, что я заметила в первые минуты. Мое присутствие имело для него такую же важность, как и его общество для меня.

Чем больше я на него смотрела, тем больше деталей подмечала: острый нос и резко очерченные скулы, короткие темные волосы. А форма бровей придавала лицу постоянное выражение хмурой решительности. Хранитель был довольно симпатичным на мой взгляд, и это внезапное откровение несколько меня смутило.

Интересно, какой он меня видит? В бессознательном порыве я поднесла ладони к лицу, чтобы хоть как-то представить собственные черты, однако тут же все это показалось мне глупостью. У меня есть куда более важное дело, чем гадать о том, что думает обо мне незнакомец.

Внезапно и с каким-то трепетом я поняла, что эта мысль не моя собственная. Мои мысли по большей части были поверхностны, а эта яркой вспышкой отпечаталась в сознании, вырвалась из тьмы прежней жизни. Я замерла в надежде, что глубинный смысл, кроющийся за этой фразой, каким-то образом тоже откроется мне.

– Куда более важное…

– Что? – Хранитель подался вперед, с тревогой оглядывая меня.

– Что-то более важное, – повторила я громче, но смысла в словах не прибавилось. Сокрушенно покачала головой. – Мне кажется, я должна что-то сделать, но не помню, что именно. Мысль постоянно ускользает от меня. Это так… несправедливо.

– Если, – медленно и с осторожностью начал Хранитель, – ты смогла вспомнить это, значит, со временем вспомнишь и остальное. Я уверен.

Мы долго глядели друг на друга, пока в голове крутилась только одна мысль: что-то более важное, куда более важное дело. Это и есть намечающийся смысл моей жизни? Я должна сделать что-то, о чем совершенно не помню, в мире, который совершенно не знаю. Я, маленькая незначительная точка, всего лишь тень той, кем была раньше.

– Ты, наверно, очень устала сегодня? – заботливо предположил Хранитель, и я тут же поняла, что он был прав. – Поспи немного. Так ты восстановишь силы.

– А если я засну и…

– Ничего не случится. Я буду здесь и никуда не уйду до твоего пробуждения.

Почти отеческая забота в голосе и теплая улыбка убедили меня в безопасности этой затеи. К тому же я больше не чувствовала, что, стоит закрыть глаза, мое сознание растворится в пустоте. Поэтому откинулась на подушку и прикрыла тяжелые веки. Темнота схлестнулась перед моим внутренним взором, и на миг показалось, что все произошедшее – сон.

Я снова открыла глаза. Все было как прежде: серость вокруг и неподвижный темный силуэт напротив. Беспокойство улеглось, но снова погружаться в темноту не хотелось. Возникло ощущение, что я пробыла в ней слишком долго.

– Все хорошо. Я буду здесь, – повторил Хранитель. Он опустился на пол у изголовья кровати и сжал мою протянутую руку. Так я точно смогу вернуться, если вдруг во мраке зайду дальше необходимого. Его присутствие подарило, наконец, умиротворение моей терзаемой вопросами душе.

Я – никто, без мыслей и прошлого. Без имени. Но по крайней мере я не одна.

Сон был беспокойным. Может, разум и понимал, что мне нечего бояться, но стоило только погрузиться во тьму чуть дальше, страх выдергивал мое сознание обратно к реальности. Страх не давал покоя, какой-то подсознательный, пришедший из прежней жизни, страх уснуть навсегда. Каждый раз я распахивала глаза с безумно колотящимся сердцем, и каждый раз видела перед собой только спокойное лицо Хранителя. Так продолжалось все то более темное время, что в Склепе называется ночью.

Когда я проснулась в последний раз, приняв решение прекратить эти попытки выспаться, Хранитель все еще был здесь и все еще сжимал мою протянутую руку. Он уронил голову на сгиб локтя и бесшумно дремал в совершенно не пригодной для сна позе. Теперь во мне проснулась совесть: я должна была подумать о нем раньше, ведь не только я нуждалась во сне. Мало того, что я заняла единственную кровать, так еще и эгоистично заставила его сторожить меня всю ночь напролет. Долго ли это будет продолжаться? Пора перестать строить из себя неженку.

Я аккуратно разжала онемевшие после сна пальцы, и это простое действие далось мне с великим трудом. Хранитель проснулся почти моментально. Он поспешно убрал руку и улыбнулся какой-то быстрой виноватой улыбкой.

– Ты плохо спала. Часто просыпалась.

– Да. Не знаю почему.

– Это нормально. И это скоро пройдет, должно пройти. Когда ты поймешь, что тебе нечего бояться. Если ты появилась в этом месте, обычный сон не заставит тебя уйти.

– Я это понимаю, но… – Я села в кровати, повертела головой, принялась разминать затекшие мышцы на руках. – В следующий раз буду спать на полу. Прости, что не подумала об этом сразу.

Хранитель печально улыбнулся и пожал плечами.

– Мне не слишком-то нужен сон. Сновидений я все равно не вижу. Это просто средство, чтобы провести время между одним одинаковым днем и другим.

Это прозвучало с оттенком обреченности, отчего мне стало невероятно грустно. Должно быть, Хранитель уже давно привык к такому укладу жизни. Одинокие, однообразные серые дни, где нет ничего, кроме склепа и его мертвых обитателей. Такая жизнь представляется до ужаса тоскливой.

– Скоро мне нужно будет заняться моими обычными делами в башне. Если хочешь, ты можешь составить мне компанию.

– Конечно, – поспешно откликнулась я, едва дав ему закончить фразу. Мысль о том, чтобы остаться в этом месте в одиночестве, все еще заставляла сердце трепетать от необъяснимого ужаса. Кажется, исполнение обещания "не строить из себя неженку" откладывается на неопределенный срок.

Хранитель отвернулся к выходу в попытках скрыть робкую улыбку. Дверь была закрыта на ключ. Накануне вечером я не придала этому значения, но теперь возник вопрос: если в Склепе кроме нас никого нет, для чего нужны такие меры предосторожности?

Круглый зал с пятью дверями на первый взгляд ничуть не изменился. Равномерный серый свет заполнял собой башню. Густая тишина, царившая здесь, все еще казалась умиротворяющей, но мне не хотелось ее слушать, не хотелось поддаваться ее чарам. Возникло какое-то необоснованное ощущение, схожее с тем, что преследовало меня при попытках заснуть. Тишину хотелось заполнить хотя бы звуком собственных шагов.