Дэ Нирвакин - Аирват. Повесть о беззаветно преданной любви

– Учитель и Ученик, отец и сын, причина и следствие, – во всем содержится запредельная грань того Единого трансцендентного знания, а точнее говоря, со -знания. Разве может возникнуть Учитель, если не будет Ученика? Разве может возникнуть отец, если не будет чада? Разве может называться причиной то, что не производит следствие?

Когда ты пройдешь этот путь до конца, ты поймешь, Джанапутра, что различные Ты и Я могут быть едины, потому что без одного не возникает другого. Познав это безначальное единство, ты перестанешь воспринимать меня как отдельную причину или следствие. Тогда и у твоих страданий не окажется больше ни причин, ни следствий – они прекратятся, чтобы Ты и Я могли однажды встретиться.

Так отвечал Пурусинх, и слова его многократным эхом отозвались в душе Джанапутры.

Тем временем на улице возле старого колодца становилось полулюдно. Похоже, с приближением сумерек в Нагарасинхе намечался карнавал, но жители города воспринимали его по-будничному спокойно, словно у них каждый день и каждую ночь был какой-нибудь праздник. То тут – то там дорогу стали перегораживать жители в роскошных тюрбанах, украшенных жемчужными брошками и нитями, зелеными перьями, морскими звездами и раковинами. Они с нескрываемым любопытством разглядывали Джанапутру, проходившего рядом с ними в потрепанном кафтане.

К нему оборачивались серебристые и золотистые маски, изображавшие бесподобно красивые человеческие лица, но в том-то и дело, что ни одного настоящего человеческого лица под этими масками не было. Некоторых выдавали ослиные или кроличьи уши, у некоторых из-под головных уборов торчали рога, у кого-то за спиной шевелился длинный хвост.

Один из участников карнавала с седой головой пожилого грифа стал кататься перед царем Джанапутрой на одноколесном велосипеде, обвязанном разноцветными лентами, не давая при этом прохода. Он был одет в просторную мантию с ярко-желтым подкладом, на макушке его птичьей головы красовался маджентовый клобук верховного иерофанта.

– А у тебя отличная маска! – заметил пожилой гриф, вступая в разговор с Джанапутрой. – Выглядишь совсем как человек, прямо как изгнанный царь Джанапутра!

– Он и есть Джанапутра, – произнес Пурусинх, с трудом сдерживая улыбку.

– Ха! А вы любите пошутить, – не отставал тот, – мне такие нравятся.

– Послушай, у нас нет времени, – попробовал отвязаться от старика Джанапутра.

– Ладно, я понял, – ответил гриф, развернувшись на одном колесе и собравшись уезжать. – А может, вам нужно чего, а?

– Нет, спасибо, мы ни в чем не нуждаемся, – отрезал Джанапутра.

– Мне показалось, он и вправду хотел помочь, – высказал мнение Пурусинх, оглядываясь назад. – По нынешним меркам качество довольно редкое.

– Не удивлюсь, если это был страж из тайного корпуса Нишакти. И еще… ты бы мог не произносить каждому встречному мое имя? – попросил Джанапутра. – А то скоро весь город узнает о нашем прибытии.

Впереди показались восхитительные лазурные ворота внутреннего города. Когда-то их украшали два крылатых барса, а теперь вместо барсов по краям стояли белые многогранные кристаллы. Подходя к воротам, жители Нагарасинха прикасались к кристаллам, после чего они переливались, пропуская всех желающих во внутренний город. Отовсюду с ближайших улиц стекались горожане в масках и карнавальных костюмах. Перед воротами звучал ритмичный бой тамтамов, под который танцовщицы с хвостами павлинов завлекали прохожих на шестые Ласкательные игры. По названию можно было догадаться, что это были за игры – свободные интимные отношения между полами и публичное обнажение тел, неограниченное правилами приличия и стыдливостью, являлись неотъемлемой частью учения Свабуджи.

Пурусинх остановился возле танцовщиц у ворот, размышляя, что делать дальше.

– Чтобы пройти, нам потребуются твои способности сиддхи, – шепнул ему Джанапутра.

Решив перепрыгнуть через стену, Пурусинх сжал руку астрального двойника и попытался нащупать под ногами упругие волны, но никаких волн не появлялось. По всей вероятности, стены внутреннего города имели мощную защиту, которую не могло преодолеть даже сновиденческое сознание.

– Не получается, – пробубнил Пурусинх, переводя взгляд на царя Джанапутру. – Кажется, строители этой стены позаботились о том, чтобы через нее не могли протекать силы сиддхи.

– За нами уже наблюдают, – Джанапутра наклонил голову в сторону часовых перед воротами.

– Вам точно ничего не нужно? – выкрикнул из толпы гриф, переодетый в верховного жреца, балансируя верхом на одном колесе.

Подозвав его могучей рукой, Пурусинх на ходу придумал отличный предлог для того, чтобы проникнуть во внутренний город:

– Уважаемый, говорят, для полного достижения Свободы Вселенной нужно хотя бы раз побывать на Ласкательных играх, но, похоже, чужакам вход воспрещен – мы не знаем, как туда пройти.

– Так значит, вы не имеете бакши-бакши? – подъехав ближе, спросил незнакомец. – Гуаттама сразу понял, что вы издалека!

– Вот именно, на днях мы отбились от каравана, который следовал на восток. Меня зовут Йуджин, – поклонился Пурусинх, – а это…

– Джанапутра, кажется? Ну, надо же, тебя назвали в честь нашего изгнанного царя! Должно быть, нелегко тебе живется с таким именем, – пошутил гриф Гуаттама, прищуривая глаза. – Что ж, есть один способ, как обойти бакши-матхи, но должен вас заверить, это будет весьма и весьма неприятно.

Царь Джанапутра угрюмо молчал, ничего не отвечая незнакомцу.

– О, великий Свабуджа! Чего ни сделаешь ради Свободы Вселенной, – рыкнул Пурусинх, нарушив неловкое молчание и согласившись немного потерпеть ради пользы дела.

Заехав за угол ближайшего дома, Гуаттама вручил ему обтянутый паутиной кокон.

– Что это? – спросил ягуар, брезгливо осматривая и обнюхивая липкий комочек.

– Крепко сожмите кошин в руке, – объяснил Гуаттама.

– Кошин? – переспросил Пурусинх, изменившись в лице. – Это что, кошелек?

– Вместо монет в Нагарасинхе давно расплачиваются личинками вишвана Нишакти, – подтвердил его наихудшие опасения Джанапутра.

– То есть, – Евгений не смог подобрать слов. – Вы что… вы это серьезно?

– Это нирбакши, они ненастоящие, – успокаивающе добавил престарелый гриф Гуаттама. – Бакши-бакши их быстро распознают, после чего они их съедают.

Не видя иного способа беспрепятственно проникнуть во внутренний город, Пурусинх зажмурился и, отвернув голову, раздавил в руке кокон с личинками. В тот же миг он узнал, почему Гуаттама назвал сию процедуру весьма неприятной. Маленькие червячки, похожие на личинок моли, стали впиваться ему в ладонь, крутя своими хвостиками. Они заползали прямо под кожу, с жадностью присасываясь к венам на запястье и причиняя нестерпимую боль, от которой Пурусинх зашипел и замахал когтистой лапой.