Елена Паленова - Цена колдовства

– Да вы издеваетесь что ли?!

Накатила паника. Началась истерика. Пришёл дежурный врач и недовольно сообщил расстроенной Розе Антоновне, что с такими приступами её дочь должна лежать не в неврологии, а в психдиспансере. После убойной дозы успокоительных Юля отключилась до самого утра и не слышала, как мать звонила не пришедшему в тот вечер отцу. Роза Антоновна долго плакала в трубку, а Павел Петрович молчал в ответ, потому что за прошедшие три недели полностью исчерпал запас оптимизма и ободряющих слов.

* * *

Утро для Саши началось с визита следователя, который выложил на стол несколько фотографий и спросил, знаком ли подследственный с изображённым на снимках человеком.

– Нет, – уверенно покачал головой молодой человек, разглядывая крупный квадратный подбородок незнакомца. – Такую челюсть я бы точно запомнил.

– А фамилия Рысков вам о чём-нибудь говорит? – прозвучал следующий вопрос.

– Рысков? – Саша задумчиво сдвинул брови над переносицей. – На нашей улице жили Рысковы, они летом в пожаре погибли. Мать и дочь.

– Только мать и дочь? – уточнил следователь. – А отец?

– Олеся говорила, что её отец умер, когда она ещё совсем маленькой была, – вспомнил Саша. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что Эдуард Рысков не умер, как вы думали, а получил срок за убийство. Пятнадцать лет колонии строго режима. Потом ещё накинули за попытку сбежать. А за неделю до пожара он вышел на свободу, – следователь тяжело вздохнул, убрал снимки в папку и вынул оттуда какой-то документ. – Суд изменил вам меру пресечения на подписку о невыезде, Александр Петрович.

– Это он… Маму…

– У него был мотив, – пожал плечами следователь. – С вас, молодой человек, подозрения тоже пока ещё не сняты. Оставайтесь в городе, будьте любезны. И я вас убедительно прошу не искать на свою голову лишних неприятностей. Рысков опасен. Не пытайтесь его искать, мы сами справимся.

Разглашать детали следователь, понятное дело, не собирался, поэтому Саша и не стал задавать ему вопросы, на которые всё равно не услышал бы ответов. Он расписался в документах и уже через час сидел в маршрутке, которая везла его в направлении дома. Помыться, переодеться и… Что делать дальше, Саша пока не решил. Наверное, нужно было позвонить на работу и узнать, не уволили ли его. Съездить на могилу матери. Поговорить с отцом. Можно было бы поехать в больницу к Юльке, но Саша не был уверен в том, что она захочет его видеть. Его к ней могут просто не пустить. И адвокат в последний свой визит недвусмысленно намекал на то, что Юля если не исполнитель, то ничто не мешает ей быть организатором – это тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Любовь любовью, но там, где начинаются сомнения и недоверие, эта самая любовь очень быстро заканчивается. Молодой человек уже не был твёрдо уверен в своём желании бороться за то, от чего давно отказался. Он сомневался, поэтому и решил повременить с попытками встретиться со своей бывшей невестой.

Дома Саша застал отца. У Петра Васильевича был выходной, и он, по своему обыкновению, сидел перед телевизором в гостиной с бутылкой пива в руке.

– Привет, пап, – окликнул его молодой человек.

Пётр Васильевич медленно повернул голову и посмотрел на сына равнодушным взглядом.

– Тебя отпустили?

– Под подписку о невыезде, – кивнул Саша. – Ты как тут? Всё нормально?

– Нормальнее некуда, – бесцветным голосом сообщил мужчина и снова уставился в телевизор.

Он всегда был таким – лишнего слова не вытянешь. Саша пару минут молча смотрел на спину отца, а потом пошёл пошёл в свою комнату за чистой одеждой, отметив, что зеркала в доме не закрыты, как это принято делать после похорон. Если честно, то он и сам не больно-то вникал во все эти тонкости и традиции. Вот мама… Она точно знала, сколько дней зеркала должны быть закрытыми, какие молитвы нужно читать по усопшему, как правильно поминать. Самодельными амулетами и оберегами приторговывала, великой колдуньей себя считала, но в Бога и его промысел при этом глубоко веровала. «Жаль только, что не спасли тебя ни колдовство, ни святая вера», – грустно вздохнул Саша, глядя на большую фотографию в рамочке, висевшую на стене его спальни. Светлана Борисовна на этом фото была совсем молодой. Улыбалась…

– Пап, – вернулся Саша в гостиную. – Ты знал отца Олеси?

– М-м? – снова повернулся к нему отец.

– Ты Эдуарда Рыскова знал? – повторил свой вопрос молодой человек и пояснил: – Отца Олеси. Они напротив жили. В доме, который сгорел.

Не то, чтобы Пётр Васильевич был тугодумом, просто долго переключался с одной мысли на другую, и по этому поводу Светлана Борисовна при жизни любила говорить: «Петь, переключатель дожми. Надоело одно и то же по пять раз повторять». В этот раз, к счастью, хватило двух раз.

– Эдика? – взгляд Петра Васильевича приобрёл осознанное выражение. – Знал. А тебе зачем?

– Меня выпустили, потому что теперь его подозревают, – пояснил Саша. – Следак сказал, что у него мотив был. Ты не знаешь, о чём речь?

– Да чего там знать-то? – фыркнул отец, допил содержимое бутылки и поставил пустую тару на пол возле дивана. – Дальнобойщиком он был. Как в рейс уходил, так к Райке любовник – шасть! Они Леську мелкую к нам, с тобой играться, а сами в койку. Однажды Эдик их застукал в самый интимный момент. Сначала хахаля этого застукал насовсем, а потом на Райку попёр. Она – к нам. Голая, орёт… Светка её в дом впустила, а у него перед носом калитку захлопнула и проклятиями несусветными угрожать начала, если не уйдёт. Прокляну, мол, всю твою родню до седьмого колена, порчу на смерть сделаю… Всё, как она любила, в общем. А потом на суде они с Райкой обе ещё и приврали хорошенько, чтобы Эдику побольше срок впаяли. Райка – со страху, что он зашибёт её, когда выйдет, а Светка за компанию.

– Бать, ты так о маме говоришь, как будто тебе всё равно, что её больше нет, – с горечью в голосе заметил Саша.

– Ей до меня живого дела не было, а я с какой стати должен о ней мёртвой переживать? – снова фыркнул Пётр Васильевич.

Саше такое отношение не нравилось, конечно, но и возразить на эти слова отца было нечего. У родителей были сложные отношения. Иногда Саше казалось, что Пётр Васильевич намеренно уходит в себя, чтобы спрятаться от неприглядной реальности. Мать его пилила нещадно. Могла сгоряча швырнуть чем-нибудь, а отец никогда даже голос на неё не повышал. Молчал. Терпел такую жизнь, будто повинность нёс.

– Бать, а если это я её убил?

Саша с трудом выдавил из себя этот вопрос, потому что даже мысли не мог допустить о подобном. Он любил мать. Уважал её целеустремлённость и независимость. Иногда не понимал её поступки, но если и осуждал, то делал это очень осторожно, чтобы не обидеть ни словом, ни делом.