Андрей Лупахин - Люцифер и семеро козлов

– Эй, алкашня, шёл бы ты отсюда! – возмущенно закричала полноватая женщина лет сорока пяти, являвшая собой идеальное воплощение социального штампа «тетка с сумками». Сумки, кстати, тоже были при ней. – Сейчас милицию вызову!

– Зоя Ивановна, не надо милиции, в смысле, полиции, – Сеня узнал соседку по подъезду. – Сейчас я соберусь с силами, сожму волю в кулак и пойду домой, если от вони не подохну прямо щас…

– Пружинкин, ты что ли?

– Да, я это, я. Говорю же вам, не надо полиции…

– Посмотри, до чего ты докатился, Пружинкин! Валяешься пёс знает где! А что это у тебя там? – Зоя Ивановна посмотрела на лежащий рядом источник вони. – Это же свинья дохлая, Пружинкин! Ты зачем её сюда приволок?!

– Это не я, – начала было оправдываться Сеня, – она вчера сама пришла с двумя подругами… – и тут же замолчал, понимая всю одиозность своих оправданий.

– Так и знала я, все эти твои гулянки до добра не доведут! Какие у тебя родители хорошие были – оба замечательные, что мама, что папа! Золото, а не люди! А ты такой, прости Господи, мудак! Лежишь тут со свиньей дохлой, еще и Бог знает, что с ней делал, тьфу, гадость какая…

Плюнув в сердцах, Зоя Ивановна отправилась по своим делам, горестно причитая о наказании, которое Всевышний послал ныне покойной чете Пружинкиных. «Наказание» тем временем кое-как вылезло из недостроенного здания, едва не зацепившись ногой за ржавую арматуру, торчащую из бетонной плиты. Сеня достал из кармана помятую пачку «Пимстона», закурил сигарету и не спеша направился домой.

Глава 2.

Стоп! Стоп, дорогой мой читатель! Догадываюсь, о чем ты думаешь: «Пьянь, придурок, дегенерат, христопродавец, одним словом, Пружинкин – на редкость мерзкий человечишка, которому самое место где-нибудь в канаве, фу…»

Не будь так суров к нашему герою! Во-первых, он возвращался домой с юбилея одного из своих закадычных друзей, то есть, наличие некоторого количества алкоголя в крови говорит, скорее, о добром застолье, а вовсе не об алкоголизме и гнусном пьянстве. Во-вторых, о самый суровый судья, посмотрел бы я на тебя после тех напитков, которыми в «Исполнителе желаний» угощают случайных гостей!

В-третьих, Сеня всю свою жизнь придерживался атеистических взглядов, искренне веря в теорию происхождения человека от обезьяны, хотя родители долгое время тщетно пытались сделать из него христианина, руководствуясь самым добрыми побуждениями. Думаю, ты, дорогой читатель, уже догадался, что попытки изгнать из ребенка дух атеизма с треском провалились. Поступив в институт, Сеня перестал ходить на службы, чем несказанно расстраивал маму и папу, которые однако мирились с антицерковными взглядами сына, считавшего человеческую душу плодом фантазии.

Через пять лет единственный атеист в семье Пружинкиных получил диплом инженера и, отметив свой двадцать пятый День рождения, благополучно устроился технологом на Энский хлебо-кирпичный комбинат. Спустя год его родители трагически погибли, если можно так сказать, в ДТП. Как известно, влюбленные часов не замечают и, как выяснилось в тот проклятый день, когда вся страна отмечала Восьмое марта, дорожных катков они тоже в упор не видят – машинист долго сигналил и матерился, призывая Алексея Сергеевича и Анну Борисовну уйти в сторону, однако для двух любящих сердец, слившихся в объятиях и нежном поцелуе, мир вокруг перестал существовать. А потом и они перестали существовать для мира. Впрочем, это очень грустная история, поэтому я расскажу её как-нибудь в другой раз.

Не прошло и года, как Сеня получил ещё один удар от судьбы-злодейки, правда, менее болезненный – цех сдобно-силикатного производства, в котором он ударно трудился в должности технолога, закрыли на ремонт с последующим переоснащением, а всех сотрудников благополучно отправили в отпуск на один год. Естественно, работы затянулись еще на шесть месяцев. Короче говоря, руководство желало видеть технолога Пружинкина на рабочем месте только в следующем квартале.

Три вагона и маленькую тележку свободного времени Сеня тратил самым праздным образом. Участившиеся гулянки помогали ему заглушить боль утраты двух самых близких людей. Кроме того, это был вполне себе работающий способ внести разнообразие в серую, слегка скучноватую жизнь, которую проживали тысячи обыкновенных жителей города Энска. В защиту Сени могу сказать, что гулянки всегда проходили культурно – все его друзья были вменяемыми адекватными людьми, а некоторые даже семейными, поэтому ни о каких загулах не могло быть речи, однако посидеть в баре в выходные и обсудить всякие-разные вещи большинство приятелей всегда соглашались. Например, женщин, или политику, или события из жизни города, которая почти никогда не менялась. Надеюсь, дорогой читатель, я несколько реабилитировал в твоих глазах главного героя нашей маленькой, но очень занятной истории.

Сеня очень быстро добрался до дома – всего-то оставалось перейти двор, и уже поднимался по лестнице на третий этаж с твердым намерением открыть дверь своей скромной холостяцкой квартиры, а потом рухнуть на кровать. Разумеется, не раздеваясь. Но любовь к порядку победила, заставив хозяина дома снять верхнюю одежду, которая к тому же испачкалась – сложно сохранить чистоту, когда лежишь на куче щебня в недостроенном здании, обнимая дохлую свинью.

«Ох, етить-колотить, а ведь я даже толком не помню вчерашнего… То есть, помню, но не помню… В смысле, помню Леночку, её подруг, пойло это «особое», мать его, и всё», – подумал Сеня, глядя в зеркало. Серые глаза выглядели тусклыми. Разлохмаченные русые волосы торчали рогами.

– Ну и видок… – Сеня вздохнул и обратился к жирному рыжему коту, лежавшему на диване: – Да, Бублик?

– Мяу!

Кот тяжело прыгнул на пол и побежал на кухню, задрав хвост трубой.

«Чё, Семен Алексеевич, – подумал Сеня, криво улыбаясь своему отражению в зеркале, – никто не хочет с тобой дружить, а? Бублик, вон, и тот свалил подальше от греха! Так, а кстати о грехах…»

Ну конечно! Вчерашняя «сделка века» всплыла в сознании Сени мутным воспоминанием. В куртке нашлось с два десятка пятитысячных купюр. Второй экземпляр контракта, вернее, договора купли-продажи, который полагался продавцу, помог Сене вспомнить все события вчерашнего вечера и прошедшей ночи, вплоть до глотка «особого» напитка, отшибающего память.

«Так-так, теперь припоминаю. Смешно, честно говоря, какая, нафиг, продажа души? Устроили цирк, понимаешь…» – подумал он, открывая кошелек.

Внутри лежала пятитысячная купюра. Сеня достал деньгу, закрыл бумажник, а потом снова открыл и увидел внутри «пятерик».

«Фокус всё еще работает? – удивленно подумал обладатель волшебного кошелька. – Или это не фокус?…»