Анастасия Филатова - Когда будет слышен вой

Уль с трудом поднял глаза на Олава и тяжело вздохнул.

– Когда это будет не тренировочный спуск, даже один метр может сыграть с вами злую шутку. Но если кто-то по какой-то причине не может спуститься, вы знаете условие.

Он замолчал и начал двигаться вверх. Он не видел, кто из новобранцев добирался до отметки, но не было никого, кто сразу начал подъем. Он обошел Олава. Поднявшись на пару метров ввысь, он услышал разговор братьев. Жюльен уже коснулся лезвия и поднялся к Олаву.

– Заканчивай геройствовать.

– Почему ты тогда сразу не поднялся со мной? Нарочно? Хочешь нос мне утереть?! – Олав кричал на брата шепотом, но его тяжелое от волнения и злости дыхание сотрясало стены.

– Нет. Кто-то должен.

– Ты сказал мне, что мы пойдем вдвоем и все будем делать вместе. А теперь Жюльен герой, а я трус? Ну уж нет. Можешь не ждать меня.

Уль услышал, как Олав раздраженно вбил лезвие в лед. Он делал это слишком быстро, почти так же, как человек шагает по земле. Уль остановился. Солдаты стали следовать его примеру, но он приказал им подниматься вслед за Арном. Уль посмотрел вниз, на Жюльена. Тот глядел на Олава, оставаясь на месте.

– Жюльен, поднимайся! Вниз смотреть запрещается.

– Я не могу капитан, он…

– Я присмотрю, – он произнес это полушепотом, но Жюльен прочитал сказанное по губам и начал подъем.

Уль неподвижно наблюдал за Олавом. Тот спускался с прежним напором. Олав поднял глаза на капитана.

– Чего вы возитесь со мной?! Дайте мне закончить.

– Олав, будь так же спокоен и холоден, как лед. Он не прощает людям жарких эмоций.

Олав проигнорировал слова Уля и с еще большей агрессией, увеличивая темп, продолжил спуск к отметке. Наконец Олав добрался до нужной точки и коснулся лезвия. Он повис на одних лишь руках, держась одной за свое лезвие, а другой – за то, которое служило отметкой. Довольный собой, он сверкнул зелеными глазами на Уля.

– Молодец, Олав. Ты справился, поднимайся. – Уль расслабился и отвернулся.

Внизу послышался треск. Уль лишь краем глаза успел заметить, как Олав сорвался с лезвия. Он не удержался одной рукой, уставшие мышцы подвели его, безжалостно отправив на дно.

Когда Уль ступил на остров, было совсем темно. Жюльен взволнованно ждал возвращения брата. Когда он увидел капитана, сразу подбежал к нему.

– Ну что, все в порядке? Где Олав? – Жюльен заглядывал за спину капитана.

Уль нервно снял перчатки и упаковал лезвия в ножны.

– Он сорвался. – Отвернувшись от Жюльена, Уль обратился ко всему отряду. – Смерть вашего товарища должна быть уроком для каждого из вас: никогда не давайте воли эмоциям и не пытайтесь кому-то что-то доказать. Мы спасаем остров, а не соревнуемся. Не нарушайте правил и доверяйте мне.

– Я доверился вам, капитан, – глаза Жюльена были полны обиды, он смотрел на Уля, как на предавшего его отца.

– Он выжил бы, если бы не ослушался меня.

К неумолкающей толпе, обсуждающей случившееся, подошел Йохан. Увидев несчастного Жюльена и холодного, как кусок льда, Уля, он сразу понял, что произошло.

– Уже поздно, и вы устали. Идите со мной.

Уль сразу же направился вслед за стариком. Жюльен же продолжил стоять на месте.

– Пошли, пошли, сынок. Тебе это нужно сейчас.

Жюльен постоял еще пару минут, затем двинулся вслед за Улем и Йоханом.

Уль и Жюльен сидели вдвоем в холодной комнате Йохана. После возвращения они не могли смотреть друг на друга. Уль готовился к тому, что вот-вот Жюльен взорвется, схватит раскаленную пластину с очага и расправится с ним. Как ярко эта картина представилась Улю: пылающий гневом Жюльен, прикоснувшись к которому, кажется, обожжешься, и сам он – бездыханный, со стеклянными глазами и распахнутым ртом, лежащий в луже собственной крови, содрогающийся в последних попытках его черствой души удержаться за тело. Он был готов принять смерть сейчас или завтра, да, принципе, даже вчера, но почему-то это видение заставило его содрогнуться. Жюльен твердо поставил кружку на стол. Она была уже пуста. Он поднялся и направился к двери. Уль и не думал его останавливать, но уже на пороге Жюльен обернулся и заговорил:

– Ты не поверишь мне, Уль, я знаю. Но послушай. Когда мы с Олавом были маленькими, бабушка говорила нам: «Вы должны определиться, кто из вас выживет, а кто умрет. Нельзя, чтобы два одинаковых человека по острову ходили». Это звучало глупо и неправдоподобно даже тогда, но мы все-таки условились, что Олав умрет, а я продолжу нести в себе часть его души. У близнецов одна душа на двоих, слышал? – он усмехнулся. – До его смерти, клянусь, чувствовал себя пустым. – Он подошел к Улю, огонь осветил его лицо, черты сделались особенно четкими, а глаза наполнились слезами. Его тяжелая рука упала Улю на плечо и сдавила его. – А сейчас, Уль, сейчас я чувствую невыносимую боль. Что это?

Уль ничего не отвечал Жюльену. Он и сам очень переживал, но его лицо оставалось непроницаемым. Терзал Уля неясный вопрос, но на него надо было дать какой-то ответ, и парень решился.

– Ты мог бы всю жизнь прожить, глядя на него свысока и не осознавая его значимости для тебя, но его смерть принесла тебе что-то очень нужное и важное – смысл.

– Знаешь, Уль, я все-таки верю. В то, что смерть его была не напрасна и мы найдем-таки то самое Вечное Лето.

Просыпаться по утрам теперь было очень тяжело. Уль наблюдал сотни смертей неопытных молодых солдат, но сейчас он переживал все особенно остро, как затяжное похмелье.

В дверь постучали. Уль поднялся с кровати, тяжелыми шагами дошел до двери и отпер ее.

– Выглядишь лучше, чем вчера. Идешь на поправку. Сейчас все хворают. – Йохан вошел, разжег очаг и поставил чашу с водой, действуя по-хозяйски, точно в собственном жилище.

– О чем ты, старик? Я здоров.

– Скорбь – это тоже болезнь, от нее надо лечиться. А формула проста: горячий травяной отвар и беседы.

– Я не хочу… нет, я не знаю, о чем говорить. Это ежегодный обряд, мы проходим через это постоянно.

– Мальчишка понравился тебе, Уль.

– Олав? Нет. Слишком эмоционален, а вкупе с глупостью это убийственно.

– Об усопших либо хорошо, либо ничего, Уль.

– Ничего, кроме правды.

Старик недовольно покачал головой.

– Но я не о нем. Жюльен… – Он высыпал в кипящую воду какие-то травы. – Еще совсем молод, но смел и послушен. Он станет хорошим воином.

Уль сел на постель и оперся спиной о стену.

– Нам не больно наблюдать чьи-то смерти, мы привыкли к ним. Но мучительно наблюдать чужую скорбь, – помешивая отвар, Йохан размеренно продолжал говорить. – Сейчас так редко встретишь двух людей, которые привязаны друг к другу. Все мы страшимся потерять друзей, оттого и не заводим их вовсе. Больно видеть, как хорошие люди страдают. – Он налил отвар в чашу и подошел к Улю. – Это хорошо, Уль, что ты чувствуешь это. Значит, ты еще жив.