Наиль Выборнов - Княжий сын. Отцовские долги

Союз Торговых Городов. Киев. Середина лета 2224-го года от Рождества Христова .

Видеть над головой потолок из стройного ряда пиленных, и подобранных одна к одной, досок, оказалось непривычно. Особенно спросонья, потому что последние несколько месяцев по утрам я видел либо полог походного шатра, либо небо. Ну и еще потолок темницы, в которую меня посадил брянский наместник, но это время я помнил плохо. Хотя, пожалуй, оно и к лучшему.

Так же непривычно оказалось и спать на мягком, набитом свежей соломой, тюфяке, лежавшем на кровати. Но к такому я бы предпочел привыкнуть.

Я потянулся на кровати и медленно, стараясь не тревожить сломанные ребра, сел. Поморщился, понимая, что самостоятельно я одеться не смогу, и мне придется снова звать прислугу. Неприятно это было мне, как человеку, который уже успел почувствовать себя воином: оказаться неспособным даже одежку натянуть.

Но ничего не поделаешь, на левой руке я все еще носил лубки, и, если верить местному лекарю, которому меня показали, снять их в ближайшие пару недель мне не светит. И ведь странно такому радоваться, но хорошо, что только сломали пальцы. Могли ведь и вообще отрезать.

Поморщился я еще и потому, что солнце, разбудившее меня, светило прямо в лицо. А еще через окно доносились людские голоса. Нет, хорошее было подворье у приютившего нас купца, ничего не скажешь, вот только располагалось слишком близко к торгу. Может быть, для самого Николая это и хорошо: знает, что и когда происходит, да и приказчикам бежать в случае чего недалеко, но вот покоя гостям это никак не добавляет, потому что голосить там начинают с раннего утра.

Впрочем, утренние вопли торгующихся я как раз-таки проспал, дело шло к середине дня. Нужно было вставать, хотя бы для того, чтобы проведать, как там дела у моей дружины, остановившейся на постоялом дворе неподалеку. Как ни крути, но неполных четыре десятка народа, да еще и с лошадьми, на купеческом подворье разместиться никак не могло. Поэтому парни устроились в большой харчевне, где проедали и проживали мое серебро. Ну да, постой-то оплачивается из моего кармана, куда от этого денешься?

Хотя о деньгах я не беспокоился: мы успешно распродали большую часть добычи, которую до этого таскали с собой, так что теперь могли позволить себе пару месяцев жить в городе на всем готовеньком. Даже учитывая киевские цены, которые были раза в полтора, а то и в два выше, чем брянские.

Вздохнув, я взял с прикроватного столика колокольчик и несколько раз позвонил в него. Николай говорил, что такие завели в некоторых богатых домах, чтобы не напрягать голос, зазывая прислугу. Ну да, местным богатеям голоса нужны для другого: чтобы горлопанить на собрании, которое тут называли вече, и которое решало все политические вопросы города. Или по крайней мере, считало, что решает.

Не успел я вернуть колокольчик на стол, как дверца моей комнаты отворилась, и в нее вошла Людка – одна из Николаевских служанок. Чернявая, как и многие здесь, зеленоглазая девчонка, очень фигуристая. Все, как говорится, при ней. Уверен, во многом из-за этого Николай ее и держал. Ну и из-за того, что в ее руках любая работа спорилась.

– Проснулся? – спросила она, приветливо улыбнувшись и буквально впорхнула в комнату.

В своих мягких, но при этом очень сильных руках, она несла таз, наполненный водой, на поверхности которой плавал ковшик. А на плече у девушки висело расшитое вручную полотенце. Ну да, как раз то что мне сейчас нужно: умыться со сна, одеться, да отправляться по делам.

Со мной Людка всегда была очень приветливой и услужливой. Уверен, что предложи я ей разделить постель, она бы не отказалась, но со сломанными ребрами мне было не до того. Да и сам я больше ждал не возможности заняться с кем-то сексом, а возвращения к тренировкам. Мышцы без привычной работы быстро превратятся в рыхлое тесто, а какой тогда из меня воин?

– Проснулся, – кивнул я. – Что там остальные? Встали уже?

– Да, – девушка кивнула, ногой пододвинула табурет и поставила на него таз. – Этот, с чубом с утра пораньше ушел куда-то, а молодой сказал, что тебя ждать будет. Три раза уже спрашивал, не просыпался ли ты.

Чубатым она называла боярина Луку, а молодым – его сына, боярича Никиту. Оба они, как и я сам, остановились на подворье у Николая, чтобы быть поближе ко мне на всякий пожарный случай. Но прислуге мы наших имен не назвали, да и кто мы такие не рассказывали.

– Хорошо, – кивнул я. – Вообще, могла бы и разбудить, раз уж он там так меня заждался.

– Заждался он, – фыркнула девушка. – Двух девчонок с кухни к себе в комнату уволок, и оттуда теперь ТАКОЕ слышно…

При этом, Люда подошла ближе и будто случайно коснулась бедром моего плеча. Ну да, сразу двух девчонок оприходовать – это как раз в характере боярича Никиты. Он меры ни в сече, ни в любовных играх не знает. А девкам от этого дела убытка никакого, даже наоборот – подарит им по колечку серебряному или по паре монеток.

Хорошие девчонки, услужливые, Николай, еще когда мы только заехали к нему на подворье, об этом рассказал. Но предупредил, чтобы насильничать не вздумали, за такое дело в Киеве под суд идут.

Хотя мне в тот момент было не до женских ласк: ребра сломаны, да еще и растрясло после длительной скачки. Уходили-то мы из Брянских земель как можно быстрее, чтобы избежать погони.

А сейчас… Да сейчас, пожалуй, тоже не них. Посмотрим, позже может быть, а пока собираться надо, да своих проведать.

– Поможешь умыться? – спросил я, заглянув ей в глаза.

– Так для такого и пришла, – снова улыбнулась она в ответ. – Ты наклони голову, я тебе полью.

Послушался, наклонил голову над тазом, а Людка тут же наполнила ковш и принялась лить мне на волосы теплую воду, а потом принялась перебирать их между пальчиками, отчего я буквально растаял, как сосулька на весеннем солнце. Потом помогла умыть лицо, вытерла меня полотенцем и даже расчесала волосы специально принесенным гребнем.

Приятно было, конечно, хотя не для воина такое баловство. Игнат, наверное, не одобрил бы. И потому что блуд, и потому что воину себя в строгости держать надо.

Из-за воспоминаний о покойном учителе нега быстро покинула меня. Нужно было собираться, да идти к своим, смотреть, как они там устроились. А то четвертый день как в Киеве, а дружину не проверил. Непорядок получается. Пусть весь и ломанный-переломанный, но все равно ведь вожаком должен быть.

– Ладно, – я поднялся на ноги. – Спасибо, Люда, большое.

– Помочь одеться? – с готовностью спросила девушка.

– Давай, – я кивнул.

Доспех можно было не надевать, никакой опасности все равно не предполагалось, но я настолько успел привыкнуть к броне за последний год, что без нее чувствовал себя голым. Но надевать пластинчатый доспех, который сберег за счет того, что оставил его в лагере, перед тем, как поехать в Брянск, я не стал. Решил обойтись обычной стеганой курткой. Нож ее не прорежет, а чего другого можно и не бояться: это Киев, тут стража на каждом шагу.