Инесса Новицкая - Одинокая волчица. Знак богини

– Да помогут вам Духи. – попрощался с девушкой Ферруан, поставив таким образом точку в разговоре.

Лара кивнула, принимая его пожелание к сведению. Она спрятала яхоты в складках своего платья, легко вскочила на коня и, оглянувшись на магистра, сказала:

– Вы бы попробовали сами хоть к кому-то привязаться. Это был бы для вас крайне полезный опыт.

И уехала, даже не оборачиваясь.

А Ферруан все смотрел ей вслед.

– Какова, а?…то, что нужно, не правда ли?

И юноша, который уже вернулся из замка, проводив Кару, кивнул.

–Только согласится ли она?

Иллариона с детства любила дождь. Особенно – перед сном, лежать и слушать, как моросит по крыше. Будто колыбельная – настоящая, живая музыка… Да, Лара любила дождь.

Но не всегда и не везде. Сильный дождь, который идет сейчас, приносит больше вреда, чем пользы. Мешает идти, да и грязи от него! Дороги, особенно тропинки в лесу, размываются, и передвигаться трудно не только людям, но и лошадям. А в лесу укрыться от дождя толком негде, особенно в том молодом лесочке, где старые высокие деревья уже были срублены жителями деревни, а новые ещё не выросли до того, чтобы прикрыть путника от дождя.

Именно поэтому Иллариона Ванн-Хейк была так раздражена. Сначала Черный Сопх, теперь вот, дождь. И с каждой минутой раздражалась ещё больше.

Лес не спасал. Лошадь с трудом шла, поэтому Лара спустилась и вела животное, крепко держа его. Одним словом, дорога была просто ужасная. Но тем не менее Волчица шла, не останавливаясь и не прекращая бурную мыслительную деятельность. Она строила планы, но не с целью решить, что делать дальше. Она старалась сдержать слезы. Она практически не чувствовала голода, хотя ела давно, да и о том, что немало замерзла, даже не догадывалась. В голове билась мысль, словно птица, посаженная в клетку. Родители мертвы.

Родители! Восемь букв. Два человека. Три жизни, связанные между собою навсегда – мамы, папы и ребенка…

Кто-нибудь может сказать, что это не проИллариону Ванн-Хейк. Что у неё нет родителей, о чем свидетельствует постфикс… но лучше этим людям промолчать. Потому что Оливер и Юлиана Ванн были для Лары намного большим, чем просто опекунами.

Она их любила. Нет, не в прошедшем времени. Она их любит и сейчас. И пока она жива, они будут с ней – в сердце.

Когда-то, когда в Приэле умер один старый дед, которого все считали своим родственником – прелестный дедушка, всех любящий и помогающий каждому – Лара впервые поняла простую вещь. Настолько простую и понятную для тринадцатилетней девочки, что она даже удивилась, почему все так убиваются… Ведь когда человек умирает, он не уходит и не исчезает бесследно. Он остается в твоей жизни. Остаются предметы, которые он держал, которые сохраняют в себе его след. Остаются слова, запавшие в сердце, как заноза… и даже самый облик его – остается с тобой. Ты его видишь редко и можешь не замечать, но он – рядом, с тобой… во сне. Да, именно во сне ты можешь снова увидеть любимых людей, безвременно покинувших тебя. Увидеть – и даже обнять, прикоснуться, сказать самые главные слова. И если ты в это веришь – это все будет на самом деле. Прикоснувшись к нему во сне, ты почувствуешь его тепло, услышишь его голос…

Но остальные, видимо, так не думали. Лара не решилась тогда высказать кому-нибудь свою теорию. А теперь… а теперь она не была в ней уверена.

Внутри что-то горело, будто ей ткнули прямо в грудь раскаленным железом. Родители погибли. Их нет. Они больше не улыбнутся ей, не поддержат, не скажут, что гордятся, или что не стоит обращать внимания на косые взгляды соседей, не одобряющих её образ жизни…

Соседей! Которых тоже теперь нет! Которые погибли… сгорели. Заживо. Но сердце сжимается не потому, что это была жуткая, чудовищная смерть. Просто – это была она. Смерть. Конец.

Лара на секунду остановилась, не замечая, что стоит прямо в лужи. И, поддаваясь минутному порыву, топнула ногой – грязные брызги полетели во все стороны. Она пошла дальше, не замечая пятен на платье, относясь к ним с абсолютным равнодушием. Но теперь её мысли приняли другой характер.

Черный Сопх! Разве можно ненавидеть сильнее! Убийцы! Убийцы! Ферруан! С каким удовольствием она бы воткнула ему в грудь яхот! Или меч, ради такого случая она даже готова сменить оружие. Да, меч – так, чтобы проткнуть насквозь! Или – сжечь его, сжечь, как он сжег маму и папу, как других людей Приэля…

Нет. Лара покачала головой, крепко сжимая в свободной руке маленькую ракушку на веревочке – тот самый кулончик Кары. Кара! Её Каролина!

Её надо спасти. Этим она хоть как-то исправит ситуацию… да что там исправит! Ничего не исправить, и дело не в этом! Она должна спасти Кару! И она сделает это, всем назло! И Черному Сопху, и Ферруану. И остальным, кто смеет надеяться на то, что Волчица сдастся…

Найти Свиток Феофана. Что ж. Пусть будет так. Она принесет его Ферруану. Пусть хоть подавится им. И она заберет Кару. А больше ей ничего не нужно. Сестра для неё – дороже своей жизни. Так что тем, кто встанет у неё на пути, не поздоровится…

Надо составить план. Надо решить, что делать дальше. Всего три месяца. Три месяца – безумно много и в тоже время почти ничто. Надо составить план. Прочь эмоции. Трезвый ум, логика и расчет. Вот сильные стороны Волчицы.

Итак…

Завтра к вечеру она дойдет до городишки Конор, переночует там. Потом отправится к живущему на окраине торговцу артефактами Прокопию, который перед ней в долгу. Он расскажет ей все, что знает о Свитке. А если свиток – это артефакт, (так, по крайней мере, сказал ей Ферруан – и вряд ли солгал), то что-нибудь Прокопий о нем да знает. Он такой.

Но прежде всего надо добраться до укрытия. Не ночевать же под проливным дождем. А до Конора сегодня не добраться. Специально построенное в лесу на случай дождя, странное строение было даже не заброшенной избушкой, скорее – каким-то хранилищем или сараем, но уже давно пустовало. Это место показывал ей отец, и Лара часто ночевала там, когда не успевала в Конор до ночи. В лесу, тем более в дождь, было легко заплутать – но Лара хорошо представляла себе, где находится навес, и упорно шла к нему.

Дождь продолжал лить, будто из ведра. И Лара с облегчением выдохнула, когда увидела дощатые стены и крышу, также укрытую досками. Кому надо сказать «спасибо» за это укрытие, она не знала и никогда не интересовалась. Но хотя бы сейчас есть возможность завести лошадь под крышу и самой посидеть в относительном тепле и сухости.

Лошадь она оставила под своеобразным навесом. Сняла прикрепленный к седлу мешок с вещами и прошла внутрь. Всё, сейчас сядет, прислонится к стене… и можно выдохнуть. И наконец поплакать, сжимая в руке кулон, и…