Алан Чароит - Чудеса Дивнозёрья

– Что это вы притащили? – она осторожно потрогала мешок пальцем, и тот вдруг пошевелился, а изнутри донеслось угрожающее кудахтанье, в котором Тайка не разобрала ничего, кроме приглушённых ругательств.

– Не «что», а «кого», – Ночка на всякий случай отодвинулась от агрессивного мешка подальше. – Мы поймали жар-птицу! Настоящую!

– Ерунды не говорите, – недоверчиво хмыкнул Никифор. – В Дивнозёрье жар-птиц отродясь не водилось. Они же сквозь вязовое дупло пролезть не могут – от их огненных перьев дерево сразу воспламеняется. И мешок ваш тоже сгорел бы вмиг.

Пушок, услыхав такие новости, закатил глаза и попытался было упасть в обморок, но, вспомнив, что при Ночке показывать слабину не стоит, всё же удержался на лапах, покачнулся и упавшим голосом произнёс:

– Они же это… враги. Забыли, что я вам рассказывал? Жар-птицы ненавидят коловерш. Они ещё во времена моего детства с Кощеем спутались и ему служили. И вы тащите к нам в дом эту гадость?!

– Погоди, Пушок, не нервничай. Никифор же ясно сказал: это не может быть жар-птица, – Тайка снова чихнула, пнув стол и едва не расплескав чай.

– Не верите! Посмотрите сами! – Дымок плюхнул свою ношу на пол, мешок раскрылся, и оттуда выбралось… нечто.

Тайка, не удержавшись, прыснула – настолько нелепым выглядело это странное создание. Вот представьте себе цыплёнка, но не жёлтенького и пушистого, а уже подросшего: голенастого, нескладного, с куцыми крылышками и с очень большими круглыми глазами на маленькой голове с длинной шеей. Вот примерно такую птичку им и притащили. С той лишь разницей, что это общипанное чудище было размером побольше иной взрослой курицы. Его красные, жёлтые и оранжевые перья торчали во все стороны, на лапках сверкали золочёные, будто покрытые фольгой когти, макушку украшал золотой же гребешок, а на кончике куцего хвоста то и дело вспыхивали маленькие язычки пламени.

– Мерзавцы! – звонко прокудахтала эта цыпа. – Где это видано, чтоб посреди бела дня честных птиц в мешок совали и волокли невесть куда! Я требую извинений! И это как минимум!

– Простите, – Тайка всеми силами пыталась сохранить серьёзный вид, но у неё не получалось. – Они просто не разобрались, кто вы и откуда. Кстати, как и я. Неужели вы и правда жар-птица?

– А что, не видно? – на неё уставился круглый глаз, в котором тоже блеснул язычок пламени.

– Ну, я никогда раньше не видела жар-птиц, – Тайка развела руками.

– Зато я видел, – оскалившись, зашипел Пушок. – И смею вас заверить – это она самая и есть. В суп эту цыпу, и дело с концом!

– Сам туда ныряй, кошачье отродье, – не осталась в долгу гостья.

– Ну зачем же сразу в суп? – поморщилась Тайка.

– Эй, да она же нам дом сейчас спалит! – Никифор, ахнув, схватил графин и выплеснул воду прямо на голову жар-птицы.

Взгляд цыпы из недовольного стал ненавидящим.

– Невежды! – она щёлкнула клювом. – Мне ещё и двух дюжин лет не стукнуло. До настоящего огня расти и расти.

Тем временем Пушок подкрался и попытался ухватить мокрую жар-птицу за хвост, но, получив клювом прямо в нос, заорал:

– Тая, смотри, она дерётся!

– Но ты же первый начал, – пожала плечами Тайка.

– Я тебя защищал! Кто знает, что у этой злодейки на уме.

Дикие коловерши дружно зашипели, поддерживая товарища. Жар-птица ответила угрожающим клёкотом, и Тайке пришлось постучать по столу и прикрикнуть:

– Так, а теперь все замолчали! Сперва всё выясним, а потом будем решать, что делать.

Коловерши вмиг притихли и плотненько скучковались на диване, словно в гнезде. Ночка юркнула под плед, а Пушок утащил туда же вазочку с пряниками. Никифор, смущённо кашлянув, вернул графин на стол, а цыпа, встряхнувшись, пробормотала:

– Вот, сразу бы так. А то ишь, припадочные!

После недолгих расспросов Тайке удалось выяснить, что их гость – не «цыпа». В смысле, не курочка, а вовсе даже петушок, и зовут его Ярк. И да, это именно он разодрал шпорами Дымку всю морду, когда отбивался от нападения коловершей.

По человеческим меркам Ярк был ещё подростком и, как это нередко бывает с подростками, сбежал из дома ещё летом, крепко поссорившись с родителями. Потом, одумавшись, хотел вернуться, но оказалось, что дупла закрыты.

– И как же ты зиму зимовал? – ахнула Тайка. – Тяжко, небось, пришлось?

– Да не особо, – Ярк отмахнулся куцым крылом. – Залез в курятник, делов-то! Меня там за своего приняли. Вот только голодно было. Эй, а что это у тебя там стоит на тарелочке и так вкусно пахнет?..

– Хочешь? – Тайка придвинула ненавистную редьку поближе к гостю, особо не надеясь, что тот захочет попробовать, но Ярк обрадовался и набросился на угощение так, будто и в самом деле всю зиму голодал.

Никифор неодобрительно крякнул, но Тайка сделала вид, что ничего не услышала. В этот момент Пушок высунулся из-под одеяла (вся его морда была в пряничных крошках):

– Конечно, он хочет. Или ты не слышала: жар-птицы от мёда волю теряют. Даже если горькую полынь им вымазать, и ту сожрут, не моргнув. У-у-у, проглоты!

– Кто бы говорил, – Тайка погрозила ему пальцем.

Она дождалась, пока гость доест всё до последней крошки, и виновато развела руками:

– Знаешь, Ярк, тебе вообще не нужно было зимовать в Дивнозёрье…

– Как так? – петушок недоверчиво прищурился.

– А так, что вязовые дупла ещё осенью снова открылись. Ты не додумался проверить?

– Да врёшь! – Ярк выглядел растерянным.

– Зачем бы мне? – Тайка надула губы. – Лети и сам проверь.

– Легко сказать: лети! Эти коты несносные мне все перья повыдергали!

– Тая, ты что, его вот просто так возьмёшь и отпустишь? Ребята его зря ловили, что ли? – Пушок от возмущения даже выронил из когтей последний пряник. Тот шмякнулся на пол, и Ярк тут же пригрёб его к себе и принялся клевать, несмотря на возмущённое шипение коловерши. – Эй! Ну что за наглость!

– Не жадничай, – осадила его Тайка. – Сколько ты пряников уже слопал за это утро?

– Не важно. Это же жар-птица! Вражина подлый!!! Они на моё гнездовье нападали, ещё когда я едва летать научился.

– Ну и когда это было? – Тайка взяла со стола салфетку и шумно высморкалась: ох уж эта простуда – из носа лило, как из ведра. – Сам же говорил, ещё при Кощее! А того Кощея уже в живых давно нет. И Ярк явно не застал те времена.

– Зато его родители…

– Даже если и так – дети за родителей не в ответе! – она перебила коловершу на полуслове, и тот, надувшись, умолк.

А Дымок, прежде никогда не соглашавшийся с Пушком, вдруг перелетел к Тайке поближе и зашептал на ухо:

– Ты эт, ведьма, не торопись. Знать те кое-что надобно. Слыхала небось: перо жар-птицы желания выполнять умеет. Отпустишь птичку – прохлопаешь выгоду. Ох, жалеть потом будешь.

– Так ты поэтому ему перья повыдергивал, что ли? – ахнула Тайка.