Властелина Богатова - Невеста проклятого

Полада он нашёл у конюшен. Друг выглядел весьма неважно, помятый и, верно, злой.

– Ты бы хоть предупредил, что в дорогу нам так скоро предстоит трогаться, я бы так не надрался вчера, – скривился он в вымученной улыбке.

Дарко и запамятовал, что оставил волынянина на пиру, да ещё и просил чернавку досыта накормить и напоить гостя.

– Прости, – сделал попытку оправдаться. – В последнее время сам не понимаю, что творится вокруг, – оглядел он пустующий двор.

Мстислав и Волот не выйдут его провожать, и напрасно ждать их, задержится только. Чем скорее отыщет девок, тем быстрее вернётся, может, до первого снега успеет.

Полад плотнее укутался в кунью накидку, взявшись по привычке за рукоять меча.

– Как же звать-то невесту? – не сдержал любопытства волынянин.

Дарко бросил короткий взгляд на друга.

– Не знаю, – ответил честно, оставив друга в некоторой оторопи, и шагнул в сторону ворот. – Пойдём, по пути всё расскажу, – хлопнул он спутника по плечу.

Росья шла к деревне не спеша, ступая осторожно, чтобы не оскользнуться, заткнув за пояс путающийся в ногах, мокрый от обильной росы подол шерстяного платья. В другой руке она крепко держала тяжёлую корзину, полную лесных грибов. Скользя по размытой дождём тропке, которая превращалась в плотину, она хваталась за буро-красные, напитанные влагой стволы близко росших сосен, избегая падения в грязь.

Из-за сырости запахи леса обострились, густо веяло в промозглом воздухе еловой живицей да свежей хвоей, что пробивало до нутра. Птицам кормиться непогода, зато воронья в лесу нынче было тьма, так и слышно кругом грубое карканье. Но Росья оставалась к ним глухая, всё думала о случившемся за последнюю четверть седмицы и сокрушалась. После ухода сестры навалились тяготы хозяйства. Как она и думала, отец распустил половину помощников, оставив только Руяну. Распродал часть скота. Благо хоть из терема стал позволять выходить – голодать никому не хотелось в зиму, а этого теперь уж было не избегнуть. Росья за вчерашний день натаскала полные короба грибов и лесных ягод для сушки, обобрала и яблони в саду – и всё, что с охоткой можно съесть холодной зимой, не пренебрегая ничем. Матушка тоже работала не покладая рук: ткала и пряла, не прикладывая головы к подушке.

Скверные толки о том, что дочка старосты ушла с Верладом, наложили глубокий отпечаток на Доброгу, слухи больше изматывали его, нежели хлопоты хозяйские. Урон отцову влиянию и власти среди селян был глубокий – старостой его уж более никто не называл, не обращался, не звал на общие сборы, и терем их обходили поодаль. И уже совсем скоро поставили другого, да и не потребовалось народу долго выбирать, указали на поруганного и оскорблённого мельника.

Росья остановилась у опушки леса. Утренний зеленовато-серый туман платом накрыл Елицы, и с лесистого холма под скользящими хмурыми тучами было хорошо видно только верхушки кровлей да островерхие, как наконечники стрел, ели, совсем густо собирались они в кустистых лядинах 3 3 Ляда – низкое сырое место, поросшее лесом или кустарником. . Ещё вчера с вечера на деревню наползли глыбы холодных туч, обрушив затяжной ливень. Выспаться так и не удалось толком – грохотали дождевые капли о кровлю, да и ночевать в светлице одной Росье непривычно было, печально делалось. Так прошли две ночи после ухода Станиславы. Приходилось даже с головой укрываться, благо хоть кошка вернулась, и Росья брала её с собой под одеяло. Мурлыкание её размеренное утешало. До последнего девица хранила надежду, что сестрица одумается и вернётся, что вновь отругает за порченные наряды и пожалуется на то матушке, но день шёл за днём, и надежда эта таяла, как снег по весне. Станислава так и не вернулась, а попытки отца настигнуть беглецов закончились неудачей.

Росья и не думала, что станет так тосковать по ворчливой сестре, даже не хватало её брани. И свыкнуться с тем, что не увидит больше ту, не узнает, как живёт она, было непосильным.

С тягостными думами, Росья старалась пройти незамеченной никем, спустилась с глиняного холма и, теперь уже торопясь, пошла знакомой стёжкой, спускаясь в низину к околице, где как черенок, выступал отчий терем.

Хоть и раннее утро, а впереди из-за плетня вышли две женщины, укутанные в платки и лисьи накидки, в руках их кувшины, верно с утренним удоем. Сердце заклокотало, и руки проняла невольная дрожь. Росья сперва было опустила взгляд, но одёрнув себя, подняла-таки подбородок, хоть это и стоило ей усилий. Успела она наслушаться за спиной злых шёпотов о том, что сестры блудницы беспутные, и что Бреслава недаром покинула дом старосты, ушла. У Росьи и без того подруг не было, а ныне и подавно сторонились, будто на ней метка какая, клеймо.

Как ни старалась Росья делаться равнодушной к сплетням да прохладе подружек, а слова пронизывали сердце, что иглами. Она-то перед ними ни в чём не виновата, и верно позор ещё долго будет лежать на ней и родичах. Вот и батюшка обронил вчера за трапезой, что жениха для младшей искать в другой деревне станет.

Женщины, поравнявшись, прострелили Росью недобрыми тёмными глазами, скребнули девицу осуждением. И когда та минула их, то опустила глаза и шла теперь, смотря себе под ноги. Глаза всё же затуманились. Так же быстро она прошла через яблоневый сад, отперев затворку, скользнула в калитку и только ступила на порог, как снова влил дождь, успев зацепить Росью. Ледяные капли попали за ворот и на руки. Девица оставила в сенцах на лавке корзину, встряхивая занемевшей рукою, разгоняя кровь, скинула с плеч влажную накидку, повесила ближе к печи, что кочегарилась нынче с самого утра. Прислонив ладони к нагретым камням, Росья постояла немного, грея руки, вдыхая тёплый воздух. Так никого и не дождавшись (Руяна, верно, на задворках хлопочет, а матушка за полотном), она расправила подол юбки, спеша переодеться в сухое, прошла по длинному переходу, ведущему к лестнице. Взойдя в светёлку, Росья тоскливо окинула пустующее помещение. Рыжая спрыгнула с лавки и бросилась к ногам хозяйки, громко мурлыча и трясь о подол платья. Росья склонилась.

– Только ты мне одна и рада, – сказала, заглядывая в прищур янтарных глаз.

Мордочка ткнулась в щёку хозяйки, и сердце её зашлось от тоски, верно так пусто у неё никогда не было на душе. Пустив кошку на пол, прошла к сундукам, теперь у неё было целых два. Подумав немного, Росья открыла сестрицын. С того дня, как ушла она, младшая даже не заглядывала сюда, просто сложив вещи и замкнув замок.

Вытащила одно платье, богато вышитое по подолу, рукавам и вороту цветными нитями – это платье матушка ей вышивала. Росья поднесла его к лицу, вдохнула – пахло зверобоем, остался ещё запах Станиславы. Повесив его на крышку, достала следующее, скромнее, но из тёплого толстого полотна, это платье от матушки передалось ей, а той досталось ещё от её матушки Бреславы. Его-то Росья и отложила.