Маркус Гарз - Пленница Ледяной Горы

Внезапно блюдце с подношениями Ратца загорелось зеленым, несуществующем в нашем мире, огнем, что значило, что Ратц именно сейчас здесь и принимает эти подношения. Многие в храме тут же склонили голову и подошли к алтарю. Огонь погас и начали тлеть, медленно, не вызывая огня, шкуры и рога.

– Красиво. – Произнес я слегка восторженным голосом.

– Вы видно не бывали здесь, когда Ратц является лично. – Улыбнувшись ответил священник и сделал вопрошающий жест, а после моего кивка продолжил свой рассказ. – Солт – бог гнева и ярости. Праведной, разумеется, не той, что используют некоторые воины в бою. Гнев тоже праведный, а не эмоциональный, не стоит путать.

– А эмоциональный гнев не относится к Солту? – Спросил я.

– Ни в коем случае, – покачал головой священник, – это стезя Нельмандира, бога безумия и эмоционального хаоса, он не входит в наш пантеон. И ни в чей на континенте.

Я посмотрел на алтарь Нельмандира, который был на третьем подземном этаже, прямо напротив нас. Там лежали подношения.

– Нельмандира просят, чтобы тот не окутывал своим мраком сознание в важный момент. – Объяснил моё недоумение священник. – Не уверен, что он прислушивается к подобным мольбам, но если да, то многим это помогло. Или наоборот – все стало только хуже. Нельмандир редко является смертным, о нем фактически ничего неизвестно. Итак, на ком я остановился…

Договорить ему не дал загоревшийся справа от нас огонь на канделябре, над которым принялся сиять зеленым светом знак богини Отанны.

– На ней я и остановился, – улыбнулся священник. – Богиня клятв и обетов – Отанна.

– Что это значит? – Спросил я, кивнув на канделябр.

– Не могу с уверенностью ответить, с чем это может быть связано, но к вашему красноволосому товарищу она приходит всегда. – Священник поднял руку и указал на сине-фиолетовое пламя канделябра под потолком. – Огонь – знак того, что божество сейчас здесь, оно говорит с просившим его прийти. Отанна никогда не славилась тем, что часто отвечает на просьбы явиться, но к вашему другу она приходит всегда. Каждый первый день весны и каждый последний день лета.

– Может он связал себя чем-нибудь? – Предположил подошедший к нам Аксель. – Марк, ты как считаешь, может у него что-то быть такое?

– Ну у него есть клятва и обет. – Пожал плечами я. – Но не то, чтобы такие… что? Клятва у нас с ним – некровное братство, самое обычное, без условий. Не подними руку на брата, не возжелай возлюбленную брата и так далее.

– А что за обет? – Заинтересованно спросил священник.

– Про обет не знаю, но он мне говорил, что там какая-то семейная традиция. – Вновь пожал плечами я. – Его отец, мать и сестра тоже его приносили перед алтарем. Еще его приносили его дед и бабка по отцовской линии.

Какое-то время мы смотрели на оживление возле алтаря Отанны справа от нас, прямо под огнем. Я предположил, что это связано с тем, что богиня сейчас здесь и точно услышит их мольбы, их обеты и их клятвы. Возможно, сразу ответит.

Огонь погас всего через пару минут, и красная макушка Шизо показалась внизу. Он размял спину и посмотрел на нас, махнул рукой и пошел к лифту. Поблагодарил священника, и мы покинули храм.

Аксель полетел в особняк, отдохнуть сегодня-завтра, а после вернется в Гильдию. Марк позже отправится на остров, дядя Гектор сейчас там, расскажет ему про заграничную работу, узнает новости.

После храма мы гуляли до позднего вечера, так что сейчас уже, возможно, первый день осени. Попрощавшись с Марком, потопал в жилой район. Тут уже давно работали освещающие кристаллы, шел я не впотьмах, доплелся до дома, где увидел свет на кухоньке своей квартирки.

Все остальные уже спали, так что я придержал тяжелую входную дверь, чтобы не громыхнула, повздыхал на первом пролете и заковылял на самый верх.

Войдя в квартирку, закрыл за собой дверь. Навстречу, из нашей комнаты выглянула сестра, щеки мокрые, глаза влажные, во взгляде была неприкрытая радость, что я здесь. Дверь на кухню была закрыта и из-за нее шел шум, словно веселье. Дарья подошла, пока я разувался.

– В армии сокращение произошло, – прошептала она мне на ухо. – Отца уволили, он пришел уже пьяный, с… не знаю его, но он папин друг и его не уволили…

Я ткнул пальцем в место, где она стояла, а сам открыл дверь кухни. Мать обернулась, посмотрела на меня, но тревожно, будто боялась за что-то.

– О, трудяга вернулся! – Воскликнул отец. – Вот, вот он, парень мой, про него я тебе говорил! Гордость семьи!

– Ну-ка, парень, зайди сюда, не стесняйся, пить уже можно? – Подхватил друг отца. – Давай-давай, отметим твой успех.

Я перевел взгляд на мать и кивнул на выход с кухни, положил сумку так, чтобы она нарочито звякнула. Мать вышла, подняла ее и встала с Дарьей в конце коридорчика. Я вновь повернулся к отцу и этому его другу, посмотрел на пару пол-литровых бутылей водки и дешевого абсента под столом, на полупустой пузырь водки на столе и полные рюмки перед этими двумя.

– Встал-вышел отсюда. – Велел я другу отца.

– О-хо-хо, вот это гонор, ты чего так…

– Мне повторить? – Перебил его я. – Встал и ушел отсюда.

Он повернулся ко мне корпусом и закинул ногу на ногу так, чтобы я видел его знаки на поясе.

– Слушай парень, у нас…

Я подошел к нему и схватил за кофту под воротником, крепко сжал и потянул вверх, пока рука не вытянулась, а он не оказался надо мной, под потолком.

– Шизо, опусти его! – Грозным голосом воскликнул отец и обрушил кулак на стол. – Шизо!

– Дядь, ты попутал что-то. – Сказал я поднятому и кивнул на его скудные значки. – Ты не у себя в казарме, чтобы корчить тут главного.

Я отпустил и тот рухнул на пол.

– Шизо, ты…

– Третий раз повторять не стану. – Сжав кулаки, зло бросил я и тот поднялся, вышел с кухни.

Молча наблюдал, как он обулся, взял плащ и вышел из квартирки, а мать заперла дверь. Только после этого повернулся к отцу, который уже перестал бороться за сохранность товарища и сел обратно на табурет, схватился за рюмку, но до рта не донес.

Я вылил содержимое рюмки в раковину, затем вылил содержимое второй и взялся за бутылку.

– Щизо, ты место свое забыл? – Разгорячился отец, поднялся и хотел было что-то сделать, да только я ему лбом в нос дал.

– Ты куда лезешь-то, бать? – Снисходительным тоном спросил я. – Ты перепил.

Вылив содержимое бутылки, я еще раз треснул отцу, который чуть не начал бушевать, так что тот сразу рухнул на пол, затем поднял его и подлез под руку.

Мать помогла положить его на мою постель.

– Дарь, поспи сегодня у мамы, – велел я и повернулся к маме. – Он плату-то за сезон получил?

Мать огорченно покачала головой.

– Там мелочь, половина ушла на выпивку.

– Когда в банк нужно отдать деньги? – Спросил я. – И сколько?