Дарья Гущина - Забытые: Тени на снегу

Взгляд Зима стал таким тяжёлым, что я затылком его почувствовала. И поняла – не верит. Кстати, я бы тоже не поверила. И проверила бы, вернувшись в столичный город и опросив сопричастных. Но, к счастью, у нас нет на это времени.

– Ладно. Поехали, – проворчал он и пронзительно глянул на меня сверху вниз. – Но имей в виду, Ось, глаз с тебя не спущу. Ты что-то скрываешь, и я узнаю, что именно.

Я безразлично пожала плечами и отправилась к воротам. Догорающие костры, радостные восклицания, запахи медового сбитня, дружно утепляющие свои дома люди и никакой наледи. Ветер срывал капюшон, тяжёлые тучи осыпались первыми мелкими снежинками.

– О тебе говорят, что ты старой крови, – знающий не сводил с меня настырного взгляда. – Это правда?

Я снова молча пожала плечами и прихватила, удерживая, капюшон.

Зим сообразил, что ничего полезного из меня не вытянет, ругнулся тихо и сменил тему:

– Извозчика где найти?

– Он уже нас ждёт, – я легко проскользнула в щель между воротами.

Прижимистый Норов не рискнул оставлять сани без присмотра. Замёрзший, он ворчал, ругался сам с собой и приплясывал на холодном ветру. При виде меня извозчик подбоченился и заявил:

– Раз ты, чали, отдыха лишила, то тебе и работу давать! Куда хошь отвезу, но тута не останусь!

Я усмехнулась и кивнула. Предчувствовала, что так всё и… продолжится.

– Чего лишила? – переспросил Зим. – Какого отдыха?

– Вы подружитесь, – отмахнулась я. – У вас много общего. Сани не почистишь?

Норов пронзительно свистнул, подзывая пса. Знающий направил ветер на сани, напоминающие сугроб, снося снег. В лесу взвыло, захрипело, затрещало, и из сумрачно-снежной мглы вынырнул, на ходу что-то дожёвывая, ездовой пёс. Я, прохаживаясь мимо Норова, украдкой сунула ему за пазуху согревающую искорку. Сосулька вместо извозчика нам не нужна. Он сразу потёр согревающиеся руки, повеселел. Зим глянул на него с подозрением, но промолчал.

– С ветерком прокачу, чалиры, – бодро заверил Норов, распутывая упряжь. – Куды трогать?

– Из долины, к центральному северному, – озвучил общее мнение знающий. – И чем скорее, тем лучше.

– С ветерком домчу, – повторил извозчик, лихо сдвигая на затылок шапку.

Закончив запрягать, он снова стряхнул с саней снег и поднял с сиденья огромный старый тулуп. Явно для меня. И я послушно забралась под него и позволила себя укутать, хотя с удовольствием бы и так поехала, да ещё бы куртку с сапогами сняла. И поела. Ужасно хотелось есть и спать. Усталость подкрадывалась неспешно, незаметно и неумолимо. Так, что у меня с собой из припасов, пока не помчали по бездорожью…

Зим и Норов, отойдя от саней, тихо засовещались – как ехать, сколько выдержит пёс, стоит ли останавливаться и где, как знающему расчищать путь… Я, вяло прислушиваясь, сосредоточенно грызла бублик и закусывала увядшим укропом. Очень надо связаться с роднёй и рассказать обо всём. Конечно, мама может и сама узнать, если захочет и соберётся – кровь-то общая. Но мне надо не только доложиться. Мне нужны советы. Прежде она хотя бы раз в четверть проверяла, как у меня дела. Хорошо, если и теперь, озаботившись ранней зимой, посмотрит и вышлет весточку с подсказкой.

Но всё равно – надо.

Приморозило, и наметилась вьюга. Вокруг саней взвились снежные завихрения, на лес упала молочная пелена, изо рта вырывались клочья пара. Мои попутчики закончили совещаться и вместе, едва поместившись, устроились на облучке. Я прикинула время и решила, что к середине ночи. Догрызла укропную веточку и кое-как устроилась подремать. Хоть немного, сколько получится. Зим обещал непогоду, и моё чутьё с ним соглашалось.

Зима в этом году будет очень сердитой. Выбраться бы без потерь на Центральный северный путь…

– Ось, ну ты скоро? – раздался из-за леса недовольный голос Зима. – Сколько ж можно?!

– Нужда таких вопросов не понимает, – огрызнулась я, заканчивая «письмо». – Сколько нужно – столько нужно. Если не терпится… сам сходи!

Мысль об острой нужде – и подальше от попутчиков – удачно посетила меня к вечеру, когда я немного выспалась в санях и оклемалась после уничтожения сгустка. На просьбу о длинной тропе в сугробах Зим смерил меня подозрительным взглядом, но мне удалось прилично изобразить «ой-хачу-ни-магу!..», и знающий сдался. А у меня наконец появилась возможность написать маме и рассказать обо всём, случившемся в долине.

И не просто написать. Сидя на снегу, я вновь и вновь прокручивала в памяти самые важные события. Просьбу Мирны и её посмертную тень. Короткую «беседу» с Тихной. Находку в очаге. Убитого летника и чары «воронки». Дом торговца и дыхание Стужи. И впечатывала в свою кровь каждый образ, каждое слово – так, чтобы родичи не просто прочитали память. Так, чтобы они увидели всё моими глазами. И так, чтобы образы пришли к ним сами, в ближайшем же сне, без просьб и обращений.

У нас нет времени на долгое ожидание. Хотя мне так хочется, чтобы я ошибалась по неопытности и малолетству…

– Ося! – снова раздалось из-за леса возмущённое. – Темнеет!

Ай, какая разница?.. Что здесь лес – что через десять вёрст… Я худо-бедно помнила карту долины: неприступный хребет полукругом, один выезд из долины на Серединную равнину – ущелье Врата, три города близ гор. Всё остальное – дикий лес и отдельные, опустевшие с приходом зимы деревушки и хуторки. Единственная дорога разделяла долину надвое, развилками уходя к мелким поселениям и двум городам, обрываясь у третьего. И, конечно, ни на какие ночевки в города мы заезжать не будем, чтобы не терять время.

Да, время…

Я закончила с «письмом», застегнула куртку и поспешила обратно, решив первым делом, когда выберемся из долины, одеться по погоде. Пусть жарко. Зато не подозрительно.

До Врат – три-четыре дня пути. Я сунулась сюда, полагая, что успею к центральному северному до снегов. Один день уже подходил к концу. Мы двигались небыстро – Зим прокладывал дорогу на совесть, чтобы чары держались крепко и дорогу до весны не заметало, – но и надолго в сугробах не застревали. Знающий заранее предвкушал скорый конец пути, а вот меня грызли сомнения и беспокойство. Я с утра ощущала что-то, чему никак не могла найти ни объяснения, ни обоснования. Или хотя бы названия.

У саней я остановилась, встревоженно оглядевшись. Старый еловый лес стоял непроходимой чёрной стеной. Тучи опустились так низко, что, казалось, вот-вот застрянут в древесных макушках. Зим расчистил дорогу, и покрытые коркой льда снежные стены вставали выше моего роста. Снег то лениво кружил в холодном безветрии, то, подхваченный резким порывом, накрывал мир пуховым одеялом.

И никто ничего странного не ощущал. Даже пёс. На него я, признаться, надеялась особо. Его древняя, волшебная, сложная природа и животные инстинкты обязательно должны обнаружить непонятное. Но пёс под моим внимательным взглядом лишь протяжно зевнул, встряхнулся и почесал задней лапой за ухом. На меня он смотрел с опаской, но без прежнего страха. И вёл себя как обычно.