Дмитрий Макарский - Не в черновике

Так бы прекрасно и закончилась эта история, если бы через несколько недель я случайно не услышала мамин разговор. Она говорила с папой о том, что мне ни в коем случае нельзя знать правды. Какой правды? Правды о том, что пока я болела, Роджер каждый день приплывал к стеклу аквариума ожидании меня, пока в один из дней не умер в глубине своего одиночества.

Уже ночь и я по-прежнему сижу возле окна в ожидании моего любимого. Он вернется, он ведь всегда возвращается. Джек мог уйти, но обязательно вернуться, через два дня, через неделю, но вернуться. Но прошло уже больше месяца, а от моего любимого нет вестей, можно ведь прислать письмо, можно передать через своих друзей хотя бы пару слов «Любимая Джина, я в порядке, скоро вернусь. Твой, жаркий Джеки».

Самые страшные мысли стали закрадываться в мою голову, что если его поймали, в каком ни будь темном закоулке, и избили, лежит он там беспомощный, или что еще хуже, его вовсе убили. Господи Боже, где мой любимый, вернись он сейчас, и я прощу ему все измены, прощу все, что он творил. Я же знаю, что Джек любит только меня, а те женщины, у которых он ошивается только, чтобы ненадолго отвлечься, отвлечься от работы. Ну конечно, у него такая трудная работа, не каждый сможет бороздить моря, переправляясь с одного континента на другой. Мой Джек можно сказать герой, отважный мужчина, вокруг него все время были толпы молодых девушек, но полюбил он только меня и подарил это кольцо. Прекрасное золотое колечко, переданное ему его матерью, я не сниму это украшение никогда. Когда он дарил мне его он сказал, что кольцо это и есть наша любовь и если я сниму его, это значит, что больше его не люблю.

А вдруг Джеки напился где-то, и лежит он сейчас, в каком ни будь трактире. Нет, что за бред, он ведь не пьет, но друзья его, ох как, же я не ненавижу его друзей, все беды из-за них, дружки эти, вечно втянут его в какую, ни будь аферу и бросят, а Джек потом сам расхлебывает заверенную этими идиотами кашу. Ну конечно, наверняка все так и есть. Его лучший дружок, Тревор, будь он неладен, затащил Джека в трактир и напоил, я уверенна, что и девчонку под моего любимого подложил. От Тревора одни только проблемы, ведь Джек мой не может отказать другу, он такой добрый, такой ласковый.

Зачем же я так плохо думаю о любимом? Он ведь мог просто отправиться в плаванье куда-нибудь в Нью-Йорк или Кейптаун. Ну конечно! Так оно и есть! А капитан его, очень гадкий мужичек, торопил Джека к отплытию и даже не дал ему попрощаться со мной. Ведь так уже случалось месяца четыре назад, Джек тогда пропал на целую неделю, я не знала, что и думать. А как вернулся, то рассказал, что капитан его, мистер Арчер загрузил трюм алкоголем, и отправился с ним в плаванье. А сам обещал Джеку, что сообщит мне об его отбытии посыльным, но сам слова своего не сдержал. Не надежный он человек, а еще капитан.

Мой дорогой Джеки, я буду ждать тебя сколько придется, даже если на это уйдет вся моя жизнь. Твоя любимая и всегда ждущая Джина.

«Каждый день, проведенный в этой клетке, казался вечностью. Холодные, каменные стены сводили меня с ума, первые недели даже был свет, потом лампа взорвалась, и осколки так и продолжили валяться на полу. Все мои просьбы заменить её не были услышаны, в конечном итоге я перестал пытаться звать кого-то. Дырка вместо уборной была переполнена и в камере стояла жуткая вонь, со временем даже к ней привыкаешь. А пару недель назад не понятно, откуда появился Реджи, это маленький крысеныш, ставший единственным моим другом. Я делился с ним своими мыслями: «Зачем они меня держат? Что бы убить? Тогда они бы не кормили меня, истинная причина так и не известна для меня!»

Они кормят меня отходами, однажды я получил порцию каши, в которой был таракан, думаете это ужасно? Нет, не в моем состоянии, я съел её как истинный деликатес, вспоминая, как когда-то ел отвратительные морепродукты, в ресторане на углу своего дома. Тогда мерзкие моллюски казались мне горсткой соплей, сейчас же я отдал бы жизнь за обычный гамбургер, с котлетой и луком, с небольшим ломтиком сыра и парой булочек.

Я полностью потерял рассудок в этой кромешной темноте, я не знал какой сегодня день, какой час, только темнота и мой голос раздающийся как вопль.

Я долгое время стучал в дверь, молил о спасении, пока не понял, что выхода от сюда нет, никто не поможет. Теперь я молчу, и судорожно бью пальцем в стену, кажется это нервный тик, моя нервная система дает сбой. Хочется узнать для чего я здесь.

До заключения, я был обычным врачом, я не был богат, не купался в роскоши, маленькая съемная комнатка, дешевые сигареты и холодный кофе, таким был мой завтрак. Скучная работа, толпы пациентов и горы бумажной рутины, а потом вечер перед телевизором с бутылкой пива. Что же сейчас? Завтрак, состоящий из корки заплесневелого хлеба и кружки воды, до следующей кормежки размышление о том, что я не успел еще сделать в этой жизни, чего не увидел.

В детстве я мечтал посмотреть мир: отправиться во Францию, отведать первоклассный круассан и оглядеть весь Париж с высоты Эйфелевой башни, искупаться в Средиземном море и взглянуть на настоящих самураев в Японии. Детские мечты никогда не сбудутся, теперь единственная мечта узнать для чего я здесь.

Становиться холодно, видимо уже пришло время зимы, я сидел на леденящем тело полу и колотился от холода. В руках сжимал единственного друга, Реджи так же немыслимо дрожал в моих руках. Уснуть в этом аду не представлялось возможности, и все же когда организм истощается ему необходим сон, я боялся уснуть что бы ни окоченеть от холода. Что бы хоть как-то согреться, пришлось справлять нужду под себя, единственно, что могло согреть менять хоть на какое-то время.

Пальцы сводило от обморожения, я перестал чувствовать ноги. Все последнее время я провел на полу, вставать с него уже не представлялось возможности, не было сил даже дотянуться до миски с картофельными очистками, которые принесли для еды. Жуткий голод сводил меня с ума, я уже забыл свое имя, забыл кто я. Все чаще и чаще стала появляться мысль съесть Реджи, но часть оставшегося рассудка останавливал меня, он единственный друг.

Жажда голода отбросила все человеческое. Крыса больше не казалась мне другом, только средство пропитания. Его последний писк еще долго раздавался в моей голове, но этого слишком мало. Не так уж и на долго хватило крысиной тушки.

Пальцы правой руки почернели от обморожения, то самое чувство, когда из всех подвижных частей остается только одна рука. Ужасающий голод все глубже и глубже закрадывается в разум. Попытался укусить себя, невероятно больно, но голод еще хуже, ужасно отгрызать и жевать свою плоть.