Демьян Брауде - Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

На почтенном месте короля в ложе свиты, как раз восседал заграбаставший правильные черты матери и зеленые очи отца, старший сын короля Симал. И, не сильно утруждая себя формальностями, распустив узловые родовые обязательства, держал на месте королевы прислугу, которая перешла стадию сконфуженной вычурами крестьянки, и давно взахлеб потребляла вино, которое ей активно подливал нерадивый к утехам принц.

Стоило первой леди минуя налипшие на круглый лоб витые локоны, с противоположного стола заметить воровато приближающуюся нежданно выросшую в проходе августейшую чету, как мадмуазель тот час расторопно выплеснула бокал в лицо своему воркующему её на ухо кавалеру, который так ретиво бороздил шаловливой рукой под столом, старательно стараясь дотянуться до её кружевных чулков. Изумленный до немоты вольной выходкой герцог, вытаращивший очумелые очи, сжигающие кураж, хотел было отвесить ей ответную оплеуху, но его опрометчивая парирующая проделка, оборвалась на излёте, когда тот испод нахмуренных бровей, мельком взглянул в сторону, куда судорожно указала колготная белеющая до полотна спутница, телесно прижавшая к себе его негодование. Его свежо мокрый парик тот час, мочалкой спал, и он, отмыкая свои торчащие и немытые волосы с чарующе мягких боков от издыхающего бюста пассии, вознамерился показать свое расположение первым. Он был не стар, не млад, отчего был все ещё в надлежащей форме. И его громогласный глас, и чинно поднятый фужер, не смотря на более темные берёзовые пятна на его окропленном вином дублете с запятнанными кружевами рубахи, да ещё не высохшее от бусин капель сведенное оторопью лицо, никого не смутили.

– Да здравствует Король и Королева Майзы!

Всей возобладавшей над тишиной праздный сластолюбивый гул, стал, как украденный стихать. Разносящее слабый привкус гари при дне паникадило, что казалась, уже раззадорено раскачивается от повисшего в зале лепета, умиротворилась, и змеящиеся огни свеч, замерли в устойчивом положении, слегка чадя потолок в одной точке, как и раньше слезоточиво отпуская редкие капли, разбивающиеся об плитку пола уже с явным эхом хлюпа. Не сговариваясь, каждый из давеча бесцеремонно гомонящих, стрелой вскакивал, порой без стеснений роняя сидевших на коленях токмо заливающихся раскрепощённым хохотом дам, или на оборот, ударяя теменем графов, которые казалось, потеряли последние задатки благопристойностей. Оловянной на коченевшие члены Симал, жидко спав с кресла, умыкнув за собой избранницу, закатав посиневшую губу, выказал напускное уважение, поклонившись, а его посоловевшая прислуга в домотканом сарафане, которая держалась на тонких ногах из последних сил, была подхвачена им за локоть, при первых поползновениях окончательно растелиться на полу с натянутой шальной ухмылкой. Осунувшаяся стушеванная графиня, что только, что недвусмысленно предлагала лакать с неё остатки капель вина, скрыла свой срам, и бледная как смерть чувствую кол в гортани, выпучив глаза с замиранием сердца, лихорадочно ждала реакции ворвавшихся как не званых правителей. Один единственный менестрель Гуик, что в своих узких посконно шитых шоссах, на арлекинскую мурыженную мипарти, не выпускал лютни, мерещился самым приличным в стойле упавших нравов. И, сняв свой точно жухлый, некогда ярко красный колпак, выказал предельно учтивую милость, своим покровителям, кои призывали его на пир, а не на балаган площадного трактира, в котором он по случайности имел место оказаться «вновь», разве, что с более приятным окружением стен и сводов с буколическими картинами истекшего.

Надменно обведший гробовую тишину желчным взором Король не утруждал себя комментариями, видя на варварски разоренных блюдах, двух запеченных до бронзы промасленных птиц, поставленных в позу сношения. Он лишь исподлобья посмотрел на королеву, и та, насилу сглотнув комок, отметила отягощённым грызущим стыдом голосом, ровно чего и желала доказать себе.

– Видишь. Среди них, нет одного. Джоаль, все ещё припаздывает…

1.

– А потом? – с лелеющим любопытством заломила раздетая баронесса, лежавшая на животе в покоях графа в неглиже, зондируя высокий потолок своими пышными формами, и капельку заплывшем мясистым лицом, с тонким носом. Её витые рыжие локоны ниспадали на ярко серые глаза, но пьянённая интересом она не спешила уводить их за уши. Дергая ногами, слабо подернутыми намечающимся варикозом, словно лопастями, она нетерпеливо ждала слова, от сидевшего над ней упершего в резное изголовье кровати, и накрытого по плоский живот моложавого виконта.

Он был слегка младше неё (как оценил бы он сам). При её тридцати шести, она была все ещё не замужней, и пускай ему миновало всего двадцать четыре, он был племянником королевы, а значить в теории владельцем ближайшей вотчины и нажитого состояния. На его почти безволосом сухопаром не знавшем загара теле, был приметен небольшой рубец, и то, оттого лишь, что встарь его натаскивали к фехтованию, и он доблестно оставил последствия этих беглых поучений на своем не искушенным физическим трудом торсе, тянувшемся от сердца к брюшине. Небольшие обрисовывающиеся медные усы, и вытянутая реденькая бородка, делали его сошедшим с портретов олицетворением, зачатков к привычному образу графа, разве что его едва ли бурые волосы, доставшиеся от матери, доходившие до покатых плеч, выбивалась из почтенной уложенной прически. Он был стройным, но не более. В бытии своем он избирал лишь, декламировать сонеты, да мостить коротко временные романы с графинями, которые так и липли к нему, видя его немного слащавое треугольное лицо с тонким носом, и угловатыми скулами, отличное от привычных пухлых щетинистых щек с чавкающими брылами, погрузневших мужей. Он любил терзать ожиданием своих избранных любовниц, чем их обгладывающий его заживо интерес лишь бурей возрастал. Знаки внимания, он оказывал редко, так как для этого зачастую не доходило, ибо уже за лаконичный сахарный разговор он оказывался с ними в ложе. Беззаботная жизнь завидного шалопая виконта подкреплялась его статусом, но он не был лишен жажды самопознания, или развития. Его прибитый с малу учитель Дивелз, поведал ему во всех нежелательных подробностях об истории мира: вторжение, с последующим захвате Мидарении, и становлении людей, как единоличных и самопровозглашённых владельцев этих земель. Про падение эпохи древних властителей Тайнов от пламени обузданных драконов, и первых битвах с новоявленным злом Некромантом. Особливо ему было занятно поминать об великом неизгладимом зле – Некроманте , представшем жупелом всем людей, даже тех, кто его отродясь не воочию не узрел. Стихийно прибывавший раз в сотню лет с самих запретных земель, он производил ужасные кровопролитные гонения, и из разу в раз, поднимающих подневольных пред его чарами орков со всех углов Мидарении. Он погруженный в себя, как раз с ностальгической ужимкой припоминал недавнею элегию, поведанную Дивелзом о потери Леденёного замка Антур с ревенских земель, когда лежавшая подле него графиня окончательно затеряла учтивое терпение, сорвав с узды желчь.