Сергей Марков - Коридор

Постепенно в ход пошли вещи потяжелее. Тоже исключительно для расширения сознания. Затягивая жгут на руке Тору, его друг-торчок пообещал, что тот увидит много новых миров. Едва ли он мог предположить, насколько близки к истине окажутся его слова.

Всего за пару лет Тору изменился настолько, что скрывать свои увлечения от матери стало нереально. Поздние возвращения домой переросли в ночевки по злачным местам и вылились в историю, которая придала судьбе Странника новый неожиданный виток.

В одну из похожих друг на друга ночей он лежал в беспамятстве где-то в узком проходе между домов. Поодаль бесформенной грудой мяса валялись его так называемые друзья.

Мимо этой малоприятной композиции проходил пожилой мужчина – учитель музыки в начальных классах школы, где числился Тору. Он возвращался домой после одного из частных уроков, настроение было умиротворенным: та девочка была талантлива, и любой человек, посвятивший себя учению других, понял бы радостные чувства мастера, спешащего передать знания не оглядываясь на время и не требуя денег сверх положенного за час. Вот и в этот раз целых три с половиной часа за любимым инструментом пролетели как миг, а игра в четыре руки вытянула из прихожей хозяйского шнауцера: пёс свернулся калачиком возле ног старика и навострил купированные уши.

Неизвестно, рок или случайность заставили погруженного в приятные мысли Атсуши обратить взор в переулок, где пребывал в мире наркотических грез Тору, но сердце не позволило ему пройти мимо.

Утро встретило Тору ледяной водой и парой оплеух. Придя в себя, он обнаружил вокруг незнакомую спартанскую обстановку. В комнате не было ни единого электрического прибора, если не считать лампочки, что было удивительно в двадцать первом веке. Перед жесткой циновкой, где он провел остаток ночи, сидел на коленях старик, чьи черты лица показались смутно знакомыми. Что-то из его раннего детства…

Старик глядел на Тору сурово, почти не мигая, и сжимал в жилистой руке бамбуковую палку. Рядом на полу стоял поднос с едой и чаем.

Побоев Тору не боялся. Не обращая внимание на палку, он слабым голосом поинтересовался, как он тут очутился и не могли ли они видеться раньше. Учитель же музыки, хоть и был стар, не страдал расстройствами памяти и помнил каждого своего ученика.

Сторонний человек счел бы беседу пожилого учителя и молодого наркомана сухой и малоинтересной, она состояла преимущественно из нравоучений, в жёсткой, но уважительной форме. Скорее, это был монолог многое повидавшего человека, содержавший отсылку к бедственному положению матери Тору, будущему, которое ожидает их обоих, а также глубине нравственного падения парня.

Оправдываться и перечить Тору не стал. Он обреченно ждал окончания нотаций и готовился при необходимости стоически перенести удары бамбуковой палки. Его беспокоило только то, что уходит время на поиски ключа от двери из этой серой скучной реальности в мир блаженной неопределенности и смутных, но приятных ощущений.

А слова учителя музыки, возможно, дошли бы до его сердца пару лет назад. Сейчас ему было уже, наверное, все равно. Он отсутствующим взглядом пялился на стену с простыми светлыми обоями и терпел.

Тем временем Атсуши перешел от слов к делу.

Первый удар на несколько секунд вывел Тору из нирваны и вызвал тихий всплеск агрессии, который мгновенно угас. Последующие удары он принимал смиренно и кротко, словно крестьянин удары плети сюзерена.

Закончив со словесной и физической поркой, старик поставил перед парнем поднос с плошкой риса. Вид еды вызвал у Тору зачатки рвотных позывов, но, справившись с собой, он взялся за палочки и по телу разлилось чувство тепла и уюта. Закончив трапезу, он сдержанно поблагодарил сэнсэя за еду и науку. Тот резко и безапелляционно заявил:

– Будешь приходить ко мне на уроки в 5 утра. Каждый день.

Тору замялся. Он давно перестал посещать и обязательные предметы, а уж к музыке и вовсе был равнодушен. Он стал искать предлог отказаться от того, что посчитал предложением. Повод, казалось, лежал на поверхности.

– Но, Атсуши-сан, мне нечем заплатить за вашу доброту и науку…

Ответом на эту вялую попытку увильнуть от музицирования стал удивительно хлесткий удар бамбуковой палки. Возражения были неуместны.

На следующий день он, конечно, проспал. Накануне долго скроллил ленты в соцсетях – там, в отличие от реальной жизни, у него было полно друзей. То, что он никогда их не видел воочию, нисколько его не огорчало, ведь они не шарахались от его трясущихся пальцев и бледного лица (на аватаре был лаконичный белый иероглиф на черном фоне, обозначающий его имя «путешественник»), не судили его за употребление наркотиков (просто не знали) и не считали неудачником, которого бьют в школе: информации в его профайлах было не много. Вместо фотографий – изображения мест, где он никогда не бывал, в анкетах – пустота.

В общем, Тору залип, как муха в выгребной яме. И тошно, и оторваться сил нет: так можно было описать испытываемые им ощущения. Лишь в четыре часа измученный синим светом и дешевым энергетиком организм все-таки нажал стоп-кран и Тору отключился лицом в клавиатуру.

Ему приснился странный сон. Точнее, страшный, наверное, хотя по непонятной причине этот страх его не коснулся. Он очутился в лесу у подножия Фудзи, том самом, где многие несчастные завершали свой земной путь. В реальной жизни он ни разу не посещал Дзюкай, но сомнений в том, что это то самое море деревьев, у него не было. Во сне он вовсе не ощущал присутствия разгневанных душ, не было ни нарколепсии, ни ломки, ни гнетущего чувства вины, только осенняя свежесть и сладостное предвкушение прогулки. В какой-то момент среди деревьев мелькнул силуэт женщины, одетой в простое белое кимоно. Она стояла к нему в пол-оборота. Тору побежал к ней – померещилось, что это мать.

Вот он приблизился. Женщина протянула ему руку и он так же, как в детстве, обхватил ее средний и указательный пальцы. Как только он это сделал, женщина вцепилась в него мертвой хваткой. В гуще черных волос наконец проявилось лицо старухи с огромным ртом. Это была ямауба [2] Ямауба (яп. 山姥, «горная ведьма») – чудовищное существо, ёкай (монстр) из демонического пантеона японской мифологии (википедия). . Когда она раскрыла пасть, на Тору пахнуло гнилью, он закричал, и картина мгновенно изменилась. Перед ним возникли огромные врата, целиком состоящие из огня. Решив, что это врата в преисподнюю, Тору усилием воли проснулся.

Было около полудня. Мать, давно потерявшая надежду вернуть его в школу, ушла на работу. Жгучий стыд овладел им. Влекомый внезапно пробудившимся чувством долга, он направился к Атсуши, чтобы вымолить прощение и по дороге найти дозу. Порывшись в карманах обнаружил, что денег там совсем не осталось. Еще сильнее полыхая от стыда, он открыл старый шкаф, где мать аккуратными стопками складывала одежду, и запустил лапу в коробку из-под кроссовок, в которой она хранила свои скромные сбережения.