Виталий Колловрат - Петля Сансары

Вспомнив это, он даже хлюпнул носом.

Мама очень удивилась такой нежности и задала неизбежный вопрос.

– Ты чего это обнимаешь меня, как будто два года не видел?

Как она была права. Но надо было, что-то соврать для правдоподобности.

– Сон плохой приснился, как будто ты там умерла. Вот я и испугался. А ты здесь, такая молодая и здоровая, – едва сумел он проговорить, по-прежнему прижавшись головой, к такой родной груди.

Она погладила его по голове и поспешила успокоить.

– Глупости. Ничего со мной не случится. Иди лучше умываться и завтракать.

Оторвавшись, наконец, от мамы он направился в ванную. Оттуда как раз выходил его сильно помолодевший отец. Увидев его, Дима опять не сдержался и со всей силы, соскучившегося сына, обнял его.

Тот слегка опешил и сначала отстранился, но потом погладил сына по голове и прижал его к себе своими сильными руками.

Страшные воспоминания захватили Диму. Воспоминания о том, как сила ушла из этих рук, и они беспомощно двигались по одеялу, не имея возможности слушаться своего хозяина. Воспоминания о том, как уходил его отец. Как его взгляд из осмысленного и серьезного, постепенно становился страдающим, потом мутным, а затем он просто погас. Как погасла сама искра жизни в его отце.

Эти мысли вызвали к жизни новый поток слез. И он почувствовал, как его тело начало содрогаться сначала от сдержанных рыданий, потом, когда сил сдерживать их не осталось, его плечи затряслись от настоящих слез. Слез, которые так и не смогли пролиться у взрослого мужика, в момент смерти и похорон родителей. Слез, которые всегда приносят облегчение от страданий, своим потоком, смывая нашу боль. Тогда, два года назад, он так и не смог заплакать, зато теперь, слезы казалось, захлестнули его своим потоком. Смывая с его души всю боль, которая в ней накопилась.

Родители тревожно переглядывались, ничего не понимая. А он, наконец, оторвавшись от отца, ушел в ванную, так больше и, не сказав им не слова.

Уже спрятавшись за дверью и поливая свое лицо ледяной водой, он услышал разговор родителей.

– Что это с ним? – удивленно спросил отец.

– Сказал, что сон увидел страшный. В нем я якобы умерла, но судя по тому, как он заплакал, увидев тебя, то ты, похоже, тоже разделил мою судьбу в его сне.

– Чего только не приснится детям. Говорил я, что он слишком много читает. А ты все нет. Надо ограничивать телевизор и книжки. Пусть больше бывает во дворе.

– Не наговаривай на него. Не очень много он и читает. А присниться ребенку может всякая ерунда. Так что не надо обвинять его не в чем. Иди вон завтракать.

Что-то, пробормотав в ответ, отец ушел одеваться.

Холодная вода быстро привела Диму в чувство. Тем более, когда льёшь ее на темя. Он уже так привык во время умывания мыть за одно и голову, благо он сбривал остатки своей тонзуры, и сушить волосы ему было не надо.

Но сейчас, основательно намочив голову, он остановился. До него дошло, что волосы не лысина и их так быстро не высушишь полотенцем. А фена, как он знал, у них в доме не было. Да и вообще, похоже, нигде его тогда не было, в восемьдесят пятом году.

Пришлось прервать процедуру приведения себя в чувство и заняться зубами. Он хоть убей не помнил, какая из четырех зубных щеток, его. Методом исключения выбрал саму маленькую и приступил к чистке.

К тому моменту как он закончил умывание, от слез не осталось и следа. Наоборот, настроение его стало великолепным. Действительно, зачем ему горевать. Он молод, здоров, вооружен знаниями. Впереди у него несколько безоблачных лет, в которых, как он знал, ничто не будет грозить его жизни и жизни его родных. Так чего же тогда горевать.

Поэтому, когда в ванной появился старший брат и начал требовать от него освобождения места, Дима не стал возражать, а вооружившись полотенцем, принялся вытираться.

Покончив с этим, вернулся на кухню, где мама уже сварила рисовую кашу на молоке. При виде ее он даже заулыбался. Но улыбка его быстро погасла, когда он увидел, сколько каши мать накладывает в тарелки. Такой порцией мог бы наесться даже взрослый человек, не говоря уже о нем, ребенке. Сразу пришли воспоминания о своем лишнем весе, который появился благодаря вот такому материнскому кормлению. Сама мама пережила послевоенный голод и очень не хотела, чтобы ее дети пережили тоже самое. И хотя еды было всегда достаточно, она кормила своей детей из больших тарелок, наполняя их до краев и требовала, чтобы дети доедали все. Так ей казалось, что они не будут голодать. Ей даже в голову не приходило, что это слишком большая порция для ребенка. Она так хотела, и так будет.

Оставлять, что-либо в тарелке, тоже было не принято. Мать сразу же поднимала бурю. Или если ты не доел, значит, ты заболел, и она сразу же начинала процедуру лечения, которая несла в себе не меньше страданий, чем лекция о том, почему ничего нельзя оставлять в тарелке.

Не хотелось начинать первый и такой счастливый день с ругани. Поэтому Дима только печально вздохнул и взял в руки ложку. Надо было включать смекалку, а не лезть на рожон. Время для этого еще не наступило.

Каша была вкусной. А так как к ней шла добавка из домашнего сливочного масла, то вкус был практически умопомрачительный. Вот только через несколько съеденных ложек, размер желудка ребенка вступил в конфликт с количеством каши. Есть уже не хотелось. Поэтому надо было избавиться от остатков. Мать как раз ушла к себе в спальню и Дима, недолго думая, подхватив тарелку, быстро выкинул остатки из нее в унитаз и спустил воду.

Он едва успел сесть на место, как она вошла и осмотрела критическим взглядом содержимое тарелок братьев. Увидев, что младший уже закончил, она предложила ему добавки. Услышав это, Дима даже застонал про себя. Но тут же героически отклонил это щедрое предложение. К его удивлению она не стала настаивать и опять ушла одеваться.

Его старший брат, с удивлением наблюдал за его действиями, не произнося не слова.

Покончив с завтраком, Дима пошел одеваться. Надо было вспомнить, где лежит его школьная форма и ничем не привлечь к себе внимание.

На его счастье, услужливая память сама привела его к нужному шкафу, в котором на плечиках висел его костюм. Какой же он был маленький. Ему даже не верилось, что он сможет это надеть на себя. Но как оказалось, он ошибся и его костюм сел на него как влитой. Не зря же они каждый год, перед школой, ездили всей семьей в Самару. Стоп. Самары тогда еще не было. Был город Куйбышев. Ну да, ездили в город Куйбышев и там долго и нудно подбирали по размерам нужный школьный костюм.

На этих же плечиках висел и его красный пионерский галстук. Взяв его в руки, Дима только и смог, что не весело улыбнуться, вспоминая прошлое. По его воспоминаниям, пионерской организации осталось жить около шести лет, а потом вся эта старая символика вместе с комсомолом и коммунистической партией советского союза полетит в тартарары.