Danil Alaya - Pwatu

– А, я, видать, догнал, что с ним произошло.

– Именно! Он не был в состоянии пережить данную мутацию. Нет никаких сомнений, что чужеродная наследственная информация медоеда просто-напросто стала разрушать его организм. Одни клетки заменили другие, но его тело не оказалось подготовленным к этой перемене.

– Ну да, а то как ты себе представляешь, чтобы на месте его маленьких коготочков выросли здоровые медоедские, а его шкура стала бы больше, чем он сам? Я никак.

– Согласен, и я хочу заметить, что, по всей вероятности, этот самый крошечный размер его туши и повлиял на такой плачевный результат нашего эксперимента, ведь он был гораздо меньше медоеда. А твоё тело, в противоположность этому, являлось сильнее и устойчивее, с готовностью могло столкнуться с перестановкой ДНК, не затрагивающей никаких базовых и основоположных для человека законов функционирования. Наконец, ты попросту крупнее медоеда, и уж тем более крысы. Очевидно, такому организму было по плечу это превращение.

– Медоед – поразительное животное. Прямо сейчас мы совершили открытие молекул его дезоксирибонуклеиновой кислоты, спрятанной за его общеизвестными генами устойчивости к яду. О втором мы знали уже давно, а вот первое обнаружили только сегодня, с помощью прорывных технологий генетики. Нам нужно подробнее раскрыть этот вопрос, я намереваюсь написать доклад на эту тему, коснувшуюся меня непосредственно. Но я займусь этим позже, сперва мы должны удалить из нашей сыворотки всю скрытую ДНК, чтобы воссоздать её в том виде, в каком я её и задумывал – исключительно против змей. Затем мы проведём повторные опыты, и если всё пройдёт удачно – отчитываемся перед Министерством, что мол мы свою задачу выполнили, и дальше нас отзывают домой. Препарат работает и готов выйти в массовое производство – всё, на этом наша миссия заканчивается.

Все эти слова Медоед произносит, елозя по стулу в полулежачем положении. Если бы вы не смотрели на него в этот момент, то может быть вы бы и подумали, что это вещает серьёзный человек.

Консилиум жёстко прерывают начавшиеся выстрелы и крики людей на улице. Медоед заглядывает в окно.

– Кошмар, Данил, что там творится?

– Какая-то пальба. Вижу парочку чернокожих с… АК-47. Или 74. Кто их разберёт, они слишком похожи. К тому же отсюда не различишь.

– Это неважно, Данил, ложись! Пригнись же, ну!

– Да я просто схожу и наведу порядок там. Похоже, они гоняют местных обитателей. Может, пытаются ограбить. О, поджог! Там дом горит. Не, я точно пойду наказывать.

– Стой, Данил! Куда ты?! Тебя же убьют!

– Я не могу смотреть, как плохие чёрные причиняют боль хорошим чёрным. Я стану стоять в сторонке, когда могу что-то сделать наперекор злу, а ты как хочешь.

– Это не имеет значения – у нас нет никакого оружия и никаких законных оснований для применения насилия! Лучше вызовем полицию!

– Вызывай сам! Я больше не хочу жить, как раньше! Мне нужна другая жизнь!

– Остановись же! Не ты, так кто-нибудь другой! – напоминает ему Дмитрий его же фразу.

– А хочу именно я! – огрызается Медоед и выбегает на улицу.

Добравшись до городка, Медоед прячется за домом и оценивает обстановку. Головорезов в сумме выявляется значительно больше, чем двое. Некоторые из них отлавливают жителей, бьют их прикладами винтовок, усаживают на землю и выстраивают в ряд, а некоторые вламываются в уже пустые дома, выносят оттуда все ценные вещи и перед выходом учиняют там пожар.

Медоед подкрадывается к одному из шайки, но в итоге нарывается лицом к лицу на совершенно иного бандита, выходящего на него прямо из-за угла. Завязывается драка, которая не остаётся незамеченной, и Медоед укрывается за телом своего оппонента, чтобы по нему не начали стрелять. В попытке выхватить у нападающего автомат Медоед блестяще преуспевает, выдёргивая его своими когтями. Тогда-то он и подмечает, что ему не составило особого труда просунуть когти к рукоятке и цевью оружия, а затем с лёгкостью отобрать его, даже не прибегая к помощи пальцев. Наверняка эти выдающиеся лезвия сумеют сыграть однозначно полезную роль в бою.

Медоед сносит прикладом разбойника пред собой и палит во все стороны, где есть неприятели, выпуская весь магазин. Те ведут ответный огонь по затаившемуся за дом Медоеду и спешно ищут себе укрытия, чтобы продолжить перестрелку из них. Медоед за ногу затаскивает бандита без сознания к себе, забирает все его боеприпасы, попутно стреляя из-за угла его пистолетом, чтобы противники не решились высунуться и окружить его. Далее он перезаряжает винтовку, пока обходит постройку с обратного направления, и после пробует атаковать головорезов с тыла.

Медоед подстреливает двух грабителей, двинувших к зданию, откуда он уже сбежал, но вся шайка засекает его, группируется и идёт на него единым фронтом. В ходе затяжной перестрелки Медоед получает несколько ранений, и в этот момент он осознаёт, что пули не наносят ему значимого вреда. Какие-то из них слабо отскакивают от его толстой шкуры, а какие-то поверхностно в ней застревают, но ни одна из них не может вызвать у Медоеда такие муки, которые сделали бы его небоеспособным. Так он приходит к выводу, что в этом новом слое кожи нет никаких нервных окончаний, и он ощутит боль только от такого удара, который возымеет свой отклик глубоко в его теле, там, где нервы уже есть.

– Ха, тут вам даже калибр 7,62 не поможет, – радуется про себя Медоед и предпринимает рискованный шаг, заряжая автомат, выскакивая из укрытия и стреляя по бандитам, мчась прямо на них. С целью снизить принимаемый на себя урон он выбирает себе одну определённую мишень, простреливает её, хватает и прикрывает себя этим разбойником, используя его как живой щит против остальных стрелков, и дальше угощает всех пулями. Оставшихся в строю пробирает страх с макушки до пят, когда они уясняют, что их огнестрел здесь бесполезен, но сдаваться они не намерены и решают испытать в деле холодное оружие, когда у всех, в том числе у Медоеда, подошли к концу патроны в магазинах.

Грабители берутся за ножи и отовсюду накидываются на Медоеда, чтобы заколоть. Вот на него следует первый замах, и Медоед резко приседает, уходя от атаки, а затем валит нападающего с ног своими когтями. Тут он обнаруживает, что держится на четырёх конечностях так же удобно и уверенно, как на двух. В это мгновение всё его мировосприятие переворачивается с ног на голову. Стоя на земной тверди в видоизменённой позиции, только что ставшей для него донельзя привычной и почему-то до жути знакомой, его накрывает мощный выброс дофамина в мозг. Тогда он с диким оскалом начинает лихо раздавать противникам подсечки когтями своих рук и ног, продолжая находиться в приседе и ловко передвигаясь на четвереньках. Его удары не отличаются особой скоростью или точностью, но они очень хлёсткие, и как будто говорят за себя: «Да мне всё равно, кто ты такой, просто падай уже наконец». Таким образом он сбивает почти всех, нанося им тяжёлые и серьёзные порезы, пуская обильные кровотечения и лишая их физической возможности снова подняться на ноги.