Натали Якобсон - Изувеченный. Склеп семи ангелов

Эффект подобный удару током! На миг Клер потеряла чувство времени и ориентации. Даже когда пара сошла с трамвая, она все еще ощущала себя полумертвой. Время будто остановилось. Вместе с ним замерла и жизнь. С трудом Клер обернулась. За окном отъезжавшего трамвая пары, конечно же, уже было не рассмотреть. Они давно остались позади вместе с трамвайной остановкой, но какой-то молодой человек, проходивший мимо, тут же привлек внимание Клер. Тот ли самый это был парень? Или кто-то очень на него похожий? Кто-то смутно знакомый и в то же время совершенно чужой.

У Клер перехватило дыхание. Она ощущала себя так, будто только что обратилась в статую. Боль! Вот, что ее охватило при виде незнакомого молодого человека. Боль, пронзившая, как ножом. Боль, подобная сильному солнечному удару. Но почему? Ведь это была и не любовь, и не страсть, и в то же время голову жгло, как огнем. Клер прикрыла веки, чтобы справиться с собой. Лицо, возникшее в ее сознании, оставалось красивым лишь миг. Наверное, это ее собственная боль, играла с памятью шутки. Красивый лик горел, как в огне, покрываясь шрамами и увечьями. Клер стало страшно.

У нее отменное воображение. Именно оно позволяло ей писать картины. Ей не требовались натурщики и натурщицы. Она умела придумывать для рисунков персонажи и сюжеты, какие не удавались больше никому. Однако сейчас фантазия была ни при чем. Наверное, сказалась бессонница. Не выспавшиеся люди всегда становятся наиболее впечатлительными. Как впрочем, и пьяные. Или принимающие наркотики. Клер, к счастью, относилась только к первой категории. Но она слышала о видениях, которые преследуют наркоманов. Сегодняшнее ее видение было подобно им. Стоило прикрыть веки, и она видела лицо ангела в огне каких-то противоестественных мук. Ей самой ничего такого не пришло бы в голову. Она предпочитала рисовать более спокойные сюжеты: фей и эльфов в саду, ундин и русалок в лагунах, лепрехунов на цветах. Сказочные сюжеты перемежались картинками природы и ярких экзотических птиц. Клер любила запечатлевать на бумаге всё прекрасное. В ее работах не было жути и мистики. Ничего зловещего! Это был ее главный принцип: только радовать глаз, а не пугать зрителя. Табу на любые зловещие намеки! Но сегодня ей вдруг захотелось нарушить все правила. Взять и нарисовать нечто настолько ужасное, что это напугает всех. Как ее саму напугало красивое лицо в полусне, которое постепенно покрывается ожогами и шрамами.

Опасно дремать на ходу. Может померещиться всё, что угодно. Клер не хотелось разрушать привычные стереотипы, и все же пальцы сами потянулись к карандашу. У нее как раз осталось минут десять до нужной остановки и несколько чистых листов бумаги для набросков. Нужно с толком провести время, которое осталось для поездки. Трамвай плавно двигался по рельсам, а карандаш по бумаге. Она так старалась воспроизвести в точности увиденное в толпе лицо, что чуть не пропустила нужную остановку.

Ей повезло продать все работы и даже получить заказ проиллюстрировать сразу несколько волшебных сказок. Неслыханная удача! Еще никогда в жизни ей так не везло. Во-первых рисовать нужно будет на любимую тему, во-вторых ей хорошо заплатят. Клер уже получила аванс и собиралась посидеть за обедом в каком-нибудь кафетерии. Она как раз приглядывала наиболее симпатичное здание среди уличных забегаловок, когда ее взгляд снова привлек прохожий.

Незнакомец как будто оглянулся именно на нее и в то же время он смотрел куда-то мимо. О боже, как он прекрасен, пронеслось в голове, будто молитва. Как нечто столь прекрасное может быть живым! Ему место ни здесь, ни в Лондоне, а в каких-нибудь дворцах Италии или Франции, в музейной витрине, среди галереи идеальных изваяний… да, там может встретиться нечто подобное. Но только не здесь. Не на прохожей части улицы. Клер чуть не вскрикнула, заметив, что какой-то автобус движется прямо на него. Но юноша не обращал внимания на транспортный поток. Он снова оглянулся на Клер. Теперь уже точно на нее. Его голубые глаза вспыхнули, как лезвие на солнце. Клер даже не успела внимательно рассмотреть его черты. Они рушились, как бумага под напором огня. В буквальном смысле! Вот его кожа обугливается и горит, вот появляются жуткие разрезы глубиной до кости, вот ядовитые язвы проедают лоб… И ничего не остается от красоты. Только жуткая маска ран. Но это все еще он! Тот, кто привлек ее внимание, будто ангел с небес. Тот, кто еще минуту назад так разительно отличался своей красотой от невзрачной толпы. И вот он изувечен.

Клер хотела кричать и не могла. Губы не слушались. В горле будто застрял холодный ком. Она видела незнакомца всего миг, и вот его уже нет. Неужели ей померещилось? Наверное, да.

Девушка устало понурилась, развернулась и пошла прочь. Сама не зная куда. Как странно, что воображение играет с ней такие шутки.

Однако гомон и крики на соседней улице не были воображением. Народ, столпивший там, что-то бойко обсуждал, звенели сирены скорой помощи и полиции. Клер заметила также пожарные машины. Что-то случилось. Столпотворение на до этого мирной улице, по которой она только что проходила, не говорило ни о чем хорошем.

Клер с трудом протиснулась меж зевак. Она не знала толком, что произошло, только видела нагроможденные обломки, чувствовала запах гари от обугленных тел, которые увозили на носилках санитары. Перед тем, как трупы заворачивали в целлофановые мешки, она все же успела рассмотреть, что лица мертвецов превратились в жуткие маски из мешанины костей, ожогов и ран. Их бы никто не узнал. Но Клер узнала. Ей бросились в глаза причудливые браслеты на руках мертвого парня и пестрая юбка девушки-подростка. По приметам это та самая пара, которую она утром видела в трамвае! Но как такое может быть? Они причинили ей боль своим видом, и к вечеру они уже мертвы… Похоже на работу демона!

– Как? – она сама не заметила, что произнесла это вслух.

– Неоновая вывеска загорелась, там, наверху, – услужливо подсказал ей кто-то из зевак, стоявших рядом. Блаженный! Он даже не понял, что она имеет в виду. Клер смотрела на обломки вывески, как на свой катафалк. Почему такое должно было произойти, что она обратила свое пристальное внимание именно на тех, кто был обречен? Не ее ли желание освободиться от боли их убило. Боли, которая возникла, как вспышка, при виде этих людей.

Ей не хотелось сразу приниматься за работу. Пальцы, измазанные в угле и красках, будто молили об отдыхе. Клер вспоминала свой сегодняшний разговор с работодателем на студии. Он хвалил ее. В ее работах было нечто новое и необычное. Даже, когда она рисовала на те же темы, что и другие, она делала это с какой-то удивительной новизной.