Олег Хасанов - Кайдзю-хоррор. Из России с ужасами

Тётя Маша нашла нас сама.

– Сюда! За мной!

Она потянула меня за локоть, невысокая, решительная, целеустремлённая. Левая сторона её лица была испачкана кровью, налипшим песком. Впервые за бесконечные минуты кошмара я искренне уверовал, что всё будет хорошо. Взгляд тёти Маши не принимал возражений.

– Куда? – выдохнул я.

– К маяку!

Старый маяк приносил городу два евро с человека. Мы собирались обследовать достопримечательность завтра.

– Пап, птицы улетели?

Руся слышал, что нет, но я соврал:

– Почти.

– Я хочу к маме.

Я тоже хотел.

У мужчины на деревянных мостках птицы украли лицо. По кусочку. Склевав глаза, выбили несколько зубов.

Я оглянулся, наверное, чтобы не смотреть на распростёртые тела, и сразу пожалел об этом.

Сердце едва не вывалилось изо рта, как выдал однажды Руся.

Между побережьем и горизонтом неподвижно стоял на волнах корабль. С кроваво-красной надписью на борту: «GOTTX». Судно напоминало ржавый хоппер с мачтами-крестами, над которыми кружили чайки. Сотни, тысячи. Несколько особей были просто титаническими, толкиновские орлы.

Ужасная туча.

Она кричала. Бесовским, острым звуком, в котором слышались и хохот, и плач, и хныканье, и дверной скрип.

Одни птицы стремились к туче, другие – вылетали из неё в сторону берега. На пир.

Засмотревшись, я споткнулся. От падения уберегла тётя Маша.

Дверь маяка не поддавалась. Тётя Маша забарабанила в неё крепкими кулачками. Она кричала – на немецком, на русском, – лупила и пинала дверь.

И та открылась.

Сухопарый седобородый старик впустил нас внутрь, запер на металлический засов.

Я опустил Русю на пол. Сполз по стене.

Внутри было ужасно тесно. В колодце помещались лишь стол и стенд с сувенирами. По стенам ползла узкая винтовая лестница, на которой ещё надо было постараться, чтобы разминуться.

– Можно открыть глаза? – спросил Руся.

– Да, – выдавил я, словно более длинный ответ мог меня добить. Руки висели плетьми. В горле клокотало.

Сын посмотрел на меня – в его глазах был страх, самый сволочной страх на свете, страх ребёнка.

Высоко над головой зазвенело стекло. Чайки бились в узкие оконца, атаковали смотровые площадки.

Тётя Маша что-то выясняла у старичка-смотрителя. Хотела знать, в каких условиях придётся держать оборону.

Нутро маяка освещали круглые лампы. Свет был жёлтым, больным.

Сколько осталось до заката? И что он принесёт?

В голове крутилось чёрное, маслянистое, чуждое: GOTTX.

Тётя Маша поставила рядом сумку; между наспех запиханными вещами торчал мой телефон.

Я достал его и спросил у гугла, когда ложатся спать чайки.

Максим Кабир – русскоязычный украинский писатель и поэт. Пишет прозу в жанре хоррор. Рассказы Кабира входили в различные жанровые антологии, в авторские сборники «Призраки» и «Психопомпы». Он – автор семи романов, в том числе опубликованных «Скелетов» и «Клювов», новеллизации «Пиковая дама». На счету Кабира девять поэтических сборников. Последний на сегодняшний день – «Нежность» – вышел в пражском издательстве «Oktan Print» в 2021 году. Стихи Кабира публиковались в СНГ, США, Чехии, Грузии, Израиле и других странах.

1.

Ветер дул с Ледовитого океана, и казалось, что по заливу движутся призраки. Выходцы из вечного холода, из мёртвой земли, из белого ада. Бесплотные фигуры, скопище кристаллических мух, они шествовали, огибая вмёрзшие в лёд катера, запрокинувшие носы буксиры, железные игрушки мнимых хозяев побережья, ржу загнувшегося морского вокзала. Как мотыльки, как страшные насекомые, они плыли к посёлку, вкопанному в мёрзлую почву севера, непотребные души тех, кто никогда не жил, никогда не рождался и не умирал среди торосов и голубых льдин. В свете негасимых фонарей они притворялись обычной порошей.

Посёлок наполнялся тенями. Незваные гости оккупировали бессмысленно широкие улицы, а вокруг клокотало великое ничто, вихри и снега, и в пустотах под настом шуршали обглоданные кости.

Ветер дул, как в отверстия флейт, в окна брошенных пятиэтажек, перебирал свои сокровища: отрывные календари, забухшие фотоальбомы, журналы с умершими и спившимися звёздами телеэкрана на обложках. В туалетах, в запертых комнатах выли призраки. Заиндевевшие зеркала отражали мрак.

Багряное зарево отметило горизонт; тонкая полоса закатной крови отделило тундру от неба цвета снега. Зарево истончилось и потухло, заключив мирок в чёрный кокон. Солнце сгинуло одиннадцатого ноября, и наступила полярная ночь.

А в ночи наступила смерть.

2.

– Ляпота! – Аркадий Вересаев вынырнул и прижался грудью к бортику продолговатого бассейна. Уцепился за прорезиненный край, зафыркал, вытряхивая воду из ушей.

В молодости он воротил нос от книг, но переступив сорокалетний рубеж, начал штудировать словари. Даже выписывал новые для себя слова: «метафизика», «дольмены», «абстракция». Он не собирался останавливаться на достигнутом (а достиг он многого) и прокачивал интеллект перед выходом на следующий уровень. На большую арену. Утром Вересаев положил в копилку слово «жовиальный». Тот, кто любит жизнь.

Аркадий Юрьевич любил жизнь: жадно, как любят её все российские чиновники. Как дети едят торт: не боясь запачкаться, руками, выбирая самое вкусное, слизывая кремовые розочки.

Бабушка-хохлушка говорила: «первый хлопец на деревне, а в деревне три двора». Точно про него, пусть не три двора, пусть чуть больше – зато первый, самый уважаемый. Глава ПГТ, он был избран большинством голосов на прямых выборах в две тысячи двенадцатом, переизбран городским советом в семнадцатом, и за свою каденцию успел немало. Например, построил этот прекрасный бассейн. Критики, сопливые оппозиционеры, талдычили, что в Койске нет больницы, что к педиатру приходится ехать на материк; Вересаев заверял: спорт – залог здоровья. Плаванье – лучшее лекарство.

Иногда бассейн – подарок несмышлёным избирателям – запирали, чтобы глава администрации мог отдохнуть от рутины. Расслабиться в одиночестве… или не в одиночестве, как сейчас.

Лампы под потолком цедили приглушённый свет. По воде скользили блики. Из панорамного окна открывался головокружительный вид. Первозданный пейзаж заполярного круга, снежные поля нагорий и чернеющие ущелья, ползучие покровы, стекающие языками по кручам, будто белая лава. Архитектор спроектировал здание так, чтобы посетители бассейна наслаждались природой, чтобы глаза не мозолили заброшенные пятиэтажки, маячащие на севере Койска или свалка металлолома на побережье. Способами добраться до цивилизации были аэропорт и зимник, а летом, когда болота пожирали дорогу, – море и аэропорт.