Виктория Хорошилова - Принцесса финикийцев

– Если бы не она Карина была бы сейчас жива, – зло сказал Женя, садясь на подоконник.

– Я знаю, что мои слова тебя не переубедят, но я знаю, чьи слова на тебя повлияют. Карина отдала мне этот конверт за день до смерти – Женя посмотрел на него с такой надеждой и тоской. – Она сказала отдать тебе его тогда, когда тебе будет тяжелей всего. Я думаю сейчас именно этот момент.

Грегори достал из сумки тетрадь, в которой лежал запечатанный почтовый конверт и передал его Евгению. Он держал его очень бережно и очень аккуратно открывал его. Грегори наблюдал, с какой любовью он держал и читал письмо, а потом по его щекам потекли слезы. Он плакал, смотрел в окно и плакал.

– Она знала, что умрет и ее это ничуть не пугала… она была счастлива, до конца. Она хочет, что бы я нашел себе жену и мать для сына… Блин, – резко сказал Женя, Грегори аж передернуло от такой смены его состояния, – нужно пойти помириться с сестрой, а то очень не хорошо получилось.

– Молодежь, через пару минут можно идти обедать, – сказала бабушка, заглянув в комнату.

– Пойду, найду сестру. Мы сразу пойдем.

– Что у тебя с лицом? – спросила бабушка у Жени, когда мы зашли в кухню.

– У сестры рука тяжелая. А что так заметно?

– Хороший синяк будет, – ответила ему бабушка – приложи, что то холодное.

– Могу помочь, на улице снега много, – предложила я брату, я все еще была сердита на него.

– Нет уж, я как ни будь сам, – ответил он мне.

Бабушки с дедушками посмотрели сначала на меня потом на него.

– Ты бы умылась, а то лицо заплаканное, – посоветовала бабушка.

– Я уже умывалась. Я потом пообедаю, – сказал я, и хотела уйти.

– Стой, – сказала мне бабушка – ты будешь обедать со всеми. Пойди, умойся и приведи себя в порядок, – строго сказала она, я вышла из кухни.

– А ты, не смей обижать сестру.

– Но я уже извинился перед ней.

– Просто мне не хочется, что бы слова, сказанные тобой когда то с горяча, были последними сказанными между вами, – строго сказала бабушка Жени – Так уже на много лучше, – сказала мне бабушка когда я вошла. Я улыбнулась и села за стол.

– Сегодня хорошая погода для того, что бы покататься на лыжах, – сказал дедушка после обеда.

– Или санях, – сказала я.

****

– А как ими управлять? – спросил меня Грегори когда увидел сани.

– Я буду управлять, ты сядешь за мной, будешь придерживать меня, – он вопросительно изогнул свою смолянистую брови.

«Блин, какой красавчик, прям сама себе завидую», – сказала сама себе.

– Я достаю либо ногами, что бы упереться либо спиной, а одновременно не удается, – после короткой паузы добавила. – Мне вообще можно лежа кататься, только я вылечу с них на первой же кочке.

– Я не позволю тебе выпасть, – сказал Грегори и обнял меня со спины.

– Ага, могу поспорить вы вылете вместе с санок, – рассмеялся Женька у нас за спиной.

– Ха-ха, очень смешно – сказала я без единого намека на смех. – Поехали.

– Я все хотел спросить, а какой принцип управления этими санками.

– Собственно нет никакого принципа, дергаешь за веревку с левой стороны, едешь немного левей, дергаешь справа, едешь правей. Вот и все управление.

– А как тормозить?! – воскликнул Грегори, когда сани тронулись с места.

– Ни как сани сами остановятся, спуск то небольшой, всего то километр.

Это был захватывающий спуск, для меня. Я позволила себе кричать от удовольствия, как это бывает на аттракционе, с чем еще это сравнить не знаю. Но кажется, Грегори не получил такого удовольствия как я, он держал меня очень крепко и молчал всю дорогу пока мы ехали вниз. А когда сани остановились, он все еще крепко держал меня.

– Так страшно мне еще не было, – сказал Грегори мне, когда я начала ворочаться, что бы высвободиться из его крепкого захвата.

– А мне понравилось. Я бы еще повторила. Может со второго раза тебе будет не так страшно.

– Может, но давай не сейчас, может завтра.

– Хорошо, тогда завтра. А ты с парашютом не прыгал? – он отрицательно покачал головой. – Я один раз прыгнула. Это раз в сто, а то и больше сильней ощущения.

– И тебе было не страшно? – удивленно спросил он.

– Конечно же страшно, но это того стоило. Мне если честно одной страшно спускаться с горы в санях, а вдвоем не так и страшно.

– А я наивный думал, что уже ничего такого не боюсь…

– Знаешь, я когда то поняла, что нужно просто не зацикливаться на страхе, и никогда не позволять ему парализовать меня.

– Пошли домой.

– Пошли, тут рядом канатная дорога. По ней поднимемся, она идет прямо в поселок.

По канатной дорого мы поднимались молча, Грегори, уже смело обнимал меня за талию, и дотрагивался губами к моему лбу.

– Что то вы быстро, – сказал дедушка.

– Потом еще покатаемся, – ответила я ему.

– Пойдем в комнату, я хочу тебе кое что показать, – сказал Грегори, дедушка посмотрел на него внимательно но ничего не сказал.

– Пошли, – я взяла его за руку что бы пойти, он отпустил ее и обнял за меня талию.

– Я надеюсь, на ваше благоразумие молодой человек, – строго сказал дедушка, бабушка тихо засмеялась, я смущенно улыбнулась.

Когда мы зашли в комнату, Грегори подошел к окну и зашторил его.

– Чтобы солнце не слепило глаза.

Объяснил он, а потом достал из сумки голограф, последней модели, их выпускает компания моего отца. Я сразу вспомнила, как работала над их усовершенствованием. Но как я знаю, они стоят не дешево, для его служебной зарплаты. Мы сели на кровать.

– Хочу показать тебе фотографии моей семь, познакомить тебя с ней заочно.

Он включил голограф. И в воздухе появилось объемное изображение четырех человек, среди них я узнала Грегори. Эта голограмма вызвала у меня вызвала улыбку, на ней Грегори выглядел еще совсем мальчиком.

– Это моя семья. Это мама, это отец, а это мой старший брат.

– Ты тут еще такой молоденький, – весело сказала я.

– Мне тогда только исполнилось 18, – сказал Грегори и начал меня щекотать.

Я смеялась и пыталась увернуться, а потом упала с кровати и больно ударилась.

– Ай.

Только и сказала я, мне составило большого труда, что бы не расплакаться. Грегори быстро оказался рядом и помог встать.

– Что болит?

– Локтем ударилась, – он дотронулся к ушибленному месту, начал прощупывать. – Ай, больно.

– Ты болевой точкой ударилась, сейчас приложу охлаждающий пакет будет легче, – он достал из сумки не большой серебристый пакетик и приложил к ушибленному локтю. – Лучше?

– Да.

– Садись на кровать, покажу дальше голограммы. У моей семьи есть определенный титул.

– Какой? – спросила я, мы седели, облокотившись на подушки, он одной рукой обнимал меня, прижимая к себе, другой управлял голографом.

– Сейчас увидишь.

В воздухе появилась следующая голограмма. На которой была его семья только в тронном зале. До меня очень быстро дошло, что его отец король, а мать королева, а они с братом… принцы. Я не знала что сказать, так как была удивлена и не знала как реагировать.