Евгения Мерцалова - Раскрываем карты. Сборник рассказов

Пять лет Клэр хозяйничала в замке, заставляя отца потакать всем своим капризам и прихотям. Она давала роскошные балы, ставила спектакли, нанимала самых именитых поэтов и музыкантов.

Но в какой-то момент Клэр поняла, что этого недостаточно. И тут ее взор пал на соседнее княжество. Князь был стар, немощен и безумно богат. Был, правда, у него один изъян – он был женат. Впрочем, девушку это не остановило, очень быстро она соблазнила князя, а уж там сослать его благоверную в монастырь не составило большого труда. И вот златокудрый ангел в белоснежном наряде из перьев стоит у алтаря, готовясь стать наконец княгиней.

Клэр была уверена, что муж очень быстро покинет их райское гнездышко, но почему-то смерть к нему не торопилась. Хуже того, князь начал слепнуть, и вскоре чары супруги перестали на него действовать – никаких тебе пиров, балов и концертов, никаких растрат и самолюбования. Двадцать лет Клэр ждала того часа, когда сможет назвать себя полноправной хозяйкой своих земель, двадцать лет молила всех богов, которых только могла припомнить, чтобы они сделали ее вдовой. Полжизни в безвестности и тишине.

А князю тем временем шел уже девятый десяток. Осознав, что высшие силы отвернулись от нее, Клэр взяла дело в свои руки. Ей удалось отравить мужа, но праздник был недолгим, ибо князь, как оказалось, передал и титул, и всё свое состояние собственной дочери от первого брака. Вдова осталась ни с чем. В белом траурном платье пришла она с похорон, и тут же посыльный вручил ей письмо. «Герцог умер, вы его единственная наследница», – говорилось там.

Клэр хотелось плакать и смеяться одновременно. Отец, пожалуй, был единственным человеком, которого она любила, но всё же себя она любила куда больше, и потому мысль о том, что скоро она действительно станет «хозяйкой своих земель», грела ее пустое сердце.

Вот только не знала она, что всё свое состояние герцог давным-давно растратил на те самые балы, что устраивал для дочери. За двадцать лет он так и не смог рассчитаться с кредиторами, а потому всё, что досталось Клэр в наследство – это долги, долги и поруганное семейное имя.

Сын проснулся опять не в настроении. Что-то недовольно ворча себе под нос, он умылся, позавтракал и уселся смотреть телевизор. Мать вздохнула и принялась переодевать мальчишку.

– Я сегодня в садик не пойду, – заявило дитятко, когда мама подняла его и понесла в коридор обуваться.

– Это почему же? – удивилась женщина.

– Настроения нет, – проворчал сын.

– Ну что ж, тогда я тоже не пойду сегодня на работу.

– Правда?

– Конечно.

– И мы пойдём в парк? – обрадовался ребёнок.

– Нет, милый.

– Почему?

– Денег не будет.

– Почему?

– Потому что я прогуляю работу и мне не заплатят.

Они вышли на улицу.

– Тогда я посижу один, – упрямствовал малыш.

– Тебе станет скучно и захочется кушать, – улыбнулась мама. – А в садике тебя покормят, с тобой поиграют.

Они дошли до детского сада, и ребёнок взглянул на маму:

– А ты будешь скучать?

– Конечно, милый.

***

В обеденный перерыв у матери зазвонил телефон.

– Мама, ты была права. Всем мальчишкам только одного и надо. Можно я вернусь домой?

– Конечно, дорогая. Двери дома для тебя всегда открыты.

Ей ещё предстоял долгий разговор с мужем, записавшим сбежавшую из дома дочь в разряд падших женщин. Но мать знала, что сумеет успокоить супруга, утешить дочь и найти общий язык с сыном. Ведь не зря же она работает психологом.

– Заполните вот этот тест, – говорит она очередной клиентке. А у самой невольно мелькает мысль: «Сапожник без сапог». Женщина улыбается.

– Всё в этой жизни можно преодолеть. Любую ситуацию исправить, пока мы живы. Главное – не сдаваться, – говорит она то ли клиентке, то ли себе.

И вечером, после семейного ужина, напряжение последнего месяца скатывается, словно снежный ком. Дочь вновь готова слушать родителей, сын засыпает без слёз, а муж не закуривает сигарету перед сном. Мать улыбается своим мыслям и чувствует, как чёрная полоса сменяется белой.

– Эй, новенький, просыпайся!

Томас с трудом открыл глаза, с удивлением обнаружив рядом незнакомую девчонку.

– Ты кто?

– Кессиди, – невозмутимо ответила она.

– И как ты попала к нам в дом?

– Так же, как и все. Меня нашла мисс Редфелс.

Том уже успел оглядеться вокруг: такой комнаты в доме его семьи никогда не было. У противоположной стены стояли ещё две кровати (уже идеально заправленные). Точно, он потерял своих сопровождающих из виду вчера на ярмарке. Но о дальнейших событиях память предательски умалчивала.

– Кто такая мисс Редфелс? И где мои родители?

– Мисс заботится о нас, а ещё ищет наших родителей. Да что рассказывать, сам скоро всё увидишь. Нам надо поторопиться! Завтрак вот-вот начнется. Мисс не терпит опозданий.

Томасу ничего не оставалось, как наскоро облачиться в приготовленную ему одежду и последовать за девочкой.

Они успели вбежать в столовую и смешаться с другими юными носителями серой формы за мгновение до прихода мисс. За столом разом все стихли, в зале же заметно посветлело, как только она вошла.

Это была статная молодая дама в закрытом зеленом платье с высоким воротом, подчеркивающим изящество шеи. Томас ещё мало понимал в женщинах, но даже ребенку была очевидна её красота: густые каштановые локоны, белоснежная кожа, выразительные черты лица.

Стоило ей подойти к высокому резному стулу во главе стола, отличному от всех остальных стульев в столовой, как все мальчики поднялись со своих мест, молча приветствуя эту таинственную госпожу. Том успел повторить за всеми.

– Спасибо, Уильям, – произнесла дама в сторону мальчика, что придвинул за ней стул, достойный императрицы.

Голос её звучал ласково и доброжелательно, но чувствовалась в нём и скрытая сила. За столом мисс Редфелс держалась строго, иногда проявляя заботу о ком-нибудь из присутствующих.

Томас всё не мог приступить к трапезе, украдкой осматривая обстановку и окружающих. Мисс привлекала особое внимание: она казалась прекрасной, но что-то неуловимое проскальзывало в её натуре. Благодаря природной наблюдательности мальчик наконец приблизился к разгадке. Мисс явно считалась здесь лучше и выше всех остальных: «стул императрицы»; её фарфор украшали золотые узоры, когда как у детей вся посуда была белая, без завитушек; даже цвет её платья – живительный изумрудный – слишком контрастировал со светло-серой формой. Конечно, все эти отличия можно было списать на признак огромного уважения, на особый вид иерархии. Но выраженность этого неравенства не давала Томасу покоя.