Раиса Крапп - О чём молчит Феникс. Фантастическая повесть

Нет и другой тяжёлой защиты – бронежилета. Впрочем, ни у кого из отряда я их тоже не заметил. Наверное, сейчас такая защита не актуальна, а лёгкая разгрузка вот она – жилет со множеством карманов на клапанах.

Я снял ботинки, аккуратно поставил их рядом со своим ложем. Потом переоделся в «своё» и теперь внешне я уже ничем не отличался от парней из команды Лисы.

И тут меня вдруг «осенило»! Я не видел у них огнестрельного оружия. Видел арбалеты. И очень даже интересные, я бы охотно поразглядывал такой поближе. Но нельзя мне пока тянуться к такой игрушке. Может быть, вот он, момент истины? Может быть, здесь не знают огнестрельного оружия и взрывчатых веществ? Точно так же, как не было этого оружия в мире Стрелка и моей принцессы! Парни, когда набрели на меня, явно возвращались с какой-то боевой операции, но ни автоматов, ни пистолетов при них не было! Так получается, всё же я – творец этого мира? О-па-па… Погоди мнить себя богом. Тут тебя влёгкую прихлопнут, создатель.

Гард хорошо помнил, как его привели в дом, где странно пахло, и толкнули к щенкам. Щенки были мягкие и тёплые. А ещё они были очень забавные, Гарду понравилось играть с ними. Сначала он боялся большой собаки, что обнажала зубы в угрожающем ворчании. Он отходил подальше от неё, но совсем уйти не мог – вокруг был забор из металлической сетки и выхода он не находил. Потом забывал о сердитой собаке, увлечённый забавными щенками. А потом собака привыкла к нему.

Люди тоже были в памяти Гарда. Но их он не так чётко помнил. Люди приносили еду щенкам и суке, чистили вольер. Только одного человека он помнил хорошо. Того, кто еду приносил ему, туда же, в вольер, и оставался рядом, смотрел, чтобы щенки не добрались до его миски. Течение времени прошло мимо его внимания и Гард не знал, сколько дней провёл так, прежде чем тот человек вывел его из вольера. Он стал жить с тем человеком. Собаки тоже были всегда где-то неподалёку, потому что их голоса были хорошо слышны. Это потом, позже, Гард узнал – то была псарня, а жильё он разделил с человеком, которого все слушались тут, и люди, с собаки. Атрас был старшим псарём.

И конечно, не мог мальчик помнить, что сказал тот, кто втолкнул его в свору мягких, плюшевых, игривых зверьков. Он сказал: «Щенок будет жить со щенками». Сколько ему было тогда? Года три, наверное.

Псарь вообще-то был верным слугой, точно исполнял приказы хозяина, но иногда, редко, из каких-то своих соображений поступал вопреки им. Так, он сам решил, что маленькому человеку не место в собачьем вольере.

С первого дня для Гарда не было лучше развлечения, чем играть со сворой щенков. Он приходил к ним в вольер каждый день. И сука привыкла к нему так, что иногда он засыпал, положив голову на её тёплый, мягкий бок. Щенки росли гораздо быстрее, чем он. Скоро они сделались сильными и не очень-то дружелюбными молодыми псами. Их давно перевели из щенятника, теперь каждый пёс имел собственный просторный и светлый отсек с тёплой подстилкой, с мисками, игрушками. Гард приходил к ним по-прежнему, и ему, малышу, они радовались, позволяли таскать себя за уши, обнимать и прижиматься к тёплой шкуре. Он разговаривал с ними, а они слушали. Эти псы стали единственными его друзьями. Бен-Яир случайно узнал об этом и вскоре подарил кому-то весь выводок.

Эта странная прихоть хозяина дала повод псарю Атрасу задуматься, какая судьба уготована Гарду? Получается, владыка Саидхарун бен-Яир о нем не забыл, и более того, по какой-то причине намерено лишает его даже малых радостей. Тогда у Атраса во второй раз появилось желание побольше узнать о мальчике. Проводя с ним много времени, Атрас не мог оставаться безразличным к малышу. Он вызывал расположение окружающих. Приятно было слышать его заливистый, беззаботный смех. Он не жаловался, ничего не просил, только плакал по ночам первое время. Атрас услышал это в первую же ночь, когда привёл в свою комнату и постелил ему на широкой лавке у стены, в изголовье своего топчана. Может быть, мальчик и в вольере плакал, да там его никто не слышал, кроме собак.

– Ты голоден? – спросил тогда Атрас.

Тихий плач прервался, и мальчик ответил:

– Нет.

– Хочешь воды?

– Да.

Атрас встал и, зачерпнув ковшом, поднёс его к губам мальчика. Малыш начал пить и неожиданно обхватил ручонками руку Атраса. Выпустил он её с явной неохотой.

В другой раз, разбуженный тихим плачем, Атрас протянул мальчишке руку. Тот сейчас же её обхватил. Две ладошки прилипли, как два мягких горячих оладушка. Малыш прижался к руке Атраса щекой и затих.

Псарь никогда не имел дела с детьми. Он не знал их и не умел с ними обращаться. Поведение мальчика, да и своё тоже, слегка удивило и позабавило. Ну, что плачет, понятно, – щенок, если его рано отнять от суки, тоже скулит и ищет мать. Возьмёшь на руки – успокаивается. То же и с мальчишкой происходит. Скучает по матери, по дому, по всему, от чего оторвали.

Тогда вот эта мысль, что неплохо разузнать бы, кто такой этот малыш, впервые явилась. Но в тот раз он её отогнал: а надо ему это знание? Зачем оно псарю?

Но когда мысль возникла во второй раз, Атрас понял, что она будет возвращаться снова и снова, и коль уж Саидхарун подкинул ему мальчика, надо знать, кого именно. Псарь знал, кому может задать вопрос о мальчишке. Гратуар Саидхаруна бен-Яира. Человек, которому положено неотлучно находиться при господине, быть носителем оружия господина и головой отвечать за него.

Должность гратуара-оруженосца была данью традиции, архаичной принадлежностью протокола. Должно быть, уже не менее полувека только на крупных церемониях владыка принимал из рук гратуара свою знаменитую саблю, вещь изумительной красоты, изящества и ценности. Тем не менее, гратуар входил в свиту владыки с той же обязательностью, как телохранители владыки. Правда оружие, которое он нёс, в большинстве случаев было не столь роскошно, как парадный клинок бен-Яира. Саидхарун имел богатую оружейную палату, но большую часть оружия уже можно было назвать экспонатами драгоценной коллекции. Теперь было время другого оружия.

Гратуара Атрас знал хорошо. Приятным это знакомство он бы не назвал, но оно было полезным.

Сафа имел дурной характер и не нравился Атрасу. Он неимоверно гордился своим положением и, по чести сказать, право имел, если бы гордость его не превращалась в спесивость, что делало Сафу мелочным и злокозненным. Правда, Атрас не слишком-то поощрял дурной характер гратуара и умел поставить его в приемлемые для общение рамки.

Несмотря на характер гратуара, псарь отдавал должное одному ценному качеству Сафы и не раз пользовался им: сведения самого разного характера будто сами собой стекались к носителю оружия владыки. В его голове хранились сотни, если не тысячи имен, он мог рассказать генеалогию любого мало-мальски известного рода. В той же копилке оседали все светские сплетни. Каким-то образом он оказывался в курсе дворцовых и правительственных интрижек, причем принадлежащих не только двору бен-Яира. Границами Арастана познания Сафы не ограничивались. Правда, сам он никогда ни в чём таком не участвовал. Сафа был крайне осторожен, умел крепко держать язык за зубами, хорошо чувствовал пределы дозволенного, и знал за какое, слетевшее с языка слово, можно поплатиться головой.