О. Фурсин - Чужая душа. Славянская сага. Часть 1. Аркона

Да, мне нравилось представлять, что Бог (да, и его антипод, сила традиции!) говорят с нами посредством этих книг!

Русские, Брюс, говорят, что кто ищет – тот найдет. Да, я знаю, что много говорю о русских. Но в силу обстоятельств! Мне следовало понять, как они мыслят. После той речи не один Рид упрекнул меня в незнании. Вот и ты намекаешь, что мне не все понятно с этой русской… В силу того, что она русская. Правильно?

В Латинском квартале Парижа, в церкви Сен-Северин я впервые столкнулся с пониманием того, что есть священная Книга славян…

Ох, снаружи Сен-Северин совсем крошечная, Брюс, зажата между домами и тремя улицами, но с самым старым колоколом в Париже, почему-то в ширину больше, чем в длину сама, орган, колонны, витражи, арки, горгульи – настоящий образчик пламенеющей готики… Да, я люблю Темпл, но… Сен-Северин – она жива с шестого века, пусть строена-перестроена… Это история, в которой нас еще нет, Брюс… Я гляделся в средневековый колодец, это что-то… Представлял себе, как Хлодвиг 23пришел в Паризию, и град на острове стал столицей франков. Как святой монах Северин привел к христианству внука короля! Кто заглядывал в этот колодец, как я, только много веков назад? Сюда приходил Равальяк 24, и священник Фульк из Нейи 25звал к крестовому походу…

Не буду тянуть, Брюс, вижу, теряешь терпение. В один из дней я прошел капеллу Святого причастия, галерею клуатра 26, и вошел в дом священника.

Приходской викарий, человек немолодой и весьма степенный, провел меня в библиотеку. Он был суров ко мне.

– Я был против предоставления материалов Вам, милый юноша, – сказал он мне. – Мормонизм – ересь в глазах истинной церкви и ее служителей. Великое отступничество. Я враг Вам, а Вы – мне. Но таков был приказ от епископа. Как Вы его добились, я не знаю, но я вынужден был подчиниться. Вот тут, на столе, есть все, что Вам потребно. Я честен. Жду от Вас одного – чтоб Вы покинули скорей Дом, в котором нет Вам места…

Что же, он и впрямь был честен, в отличие от своего господина. Но я связан словом, Брюс, данным его господину, и избавь меня от подробностей того, чего мне это стоило. Тут и связи, и подношения, все как всегда… но без подробностей… Я долго выходил на то, что было мне интересно. Вот уже год я находился во Франции, и все это время искал.

Этот честный человек мог бы позаботиться обо мне, Брюс. Я бы не возражал против парочки хот-догов или бургеров. Ты не поверишь, их не было. Все трое суток, что я сидел в библиотеке, не было ни еды, ни питья, хорошо, туалетная рядом. Впрочем, если бы мне предложили чай или кофе, ты же понимаешь, я бы отказался. На вторые сутки я отказался бы и от еды – гордость не позволила бы мне принять еду от врага. Хотя способен был бы съесть на этот раз и французские лягушачьи лапки на косточке… знаешь, их нанизывают на палочку, как Чупа-чупс? Я был как в бреду. Я листал бумаги, я касался папирусов. То, что прожито мной там, в этой церкви, Брюс, – это отдельная жизнь… пусть короткая!

Ну вот, а потом мне попался стенографический отчет. На месте, где должны были быть славянские древние книги-артефакты. Книг нет, и только папочка тонкая с отчетом. Отчет об аукционе, представляешь? Это разве так уж принято, чтоб аукционы документировались стенографически? На хорошем английском документ был воспроизведен позднее, видимо, также, как на немецком и французском, а также испанском… переводы прилагались к загогулинам, которые я все равно бы не понял, Брюс… И вся папка была с надписью «Санлис» …Это потом я узнал, что королева французская Анна, или Агнесса 27 – русская по крови. Это потом я узнал, что, полюбив после смерти мужа, Генриха Первого, графа Рауля де Крепи, эта русская прожила в Санлисе лет десять, и имела к раритету, который продавался, самое непосредственное отношение…

Двенадцать человек присутствовало на этом аукционе. Предметом продажи были некие дощечки, Брюс, на которые были нанесены знаки! А люди, которые покупали дощечки, звались по-разному. Но был среди них даже рыцарь Пифии 28, и был тот, что представлял Оранжевый Орден 29. На этих двух косились, судя по записям, и удивлялись их присутствию… а вот остальные десять именовались Досточтимыми мастерами, Великими стражами… ты понимаешь, не правда ли, Брюс, о ком идет речь? Передо мной был отчет о проведении аукциона между высочайшими членами масонских лож… И продавалась, Брюс, продавалась книга, которая была родовой книгой славянства…

Тот, кто вел аукцион, Брюс, звался этими людьми Привратником. Он объявил о начале аукциона.

– Господа, – произнес он, – я имею честь представить вам Книгу, о которой вы все извещены давно, и видели фотографии со списком страниц, и имеете представление о том, что может быть содержанием Книги. Тот, кто сумеет расшифровать эти страницы, быть может, станет Господином, Диктатором Вселенной. Славянские Веды перед вами, господа, и не случайно среди нас, присутствующих, нет никого из славянских родов. Славянские роды возвысились ныне, после великой войны, и мы не хотим, чтоб это было окончательным… Равновесие, господа. Равновесие в мире, это то, к чему мы стремимся… Быть может, было бы необходимо уничтожить Книгу до того, как о ней узнал мир. Но Великий Мастер, которого вы знаете, уходя с лица Земли, сказал абсолютно верно: то, что создано Богом, не должно быть уничтожено человеком. И мы, знающие, согрешили бы, отняв то, что порождено не нами, для невидимых нам Божьих целей. Так любая мать согрешит, когда пойдет избавляться от ребенка: она не ведает, Кем был бы этот ребенок для мира. Быть может, Спасителем? Или великим Мессией? Рожденное в ее утробе существо – посланник от Господа, Его слуга… Оно не может быть заложником эгоизма или страха матери. И если становится, то проклятию осуждена мать. Великий мастер не захотел быть проклятым…

Брюс, он распинался еще долго, утверждая, что спасенная, Книга эта может в свою очередь, сама спасти мир. Он говорил о том, что камень, отброшенный строителями, может лечь в основание Храма…

Торг был длинным. Сумма, отданная за Книгу, осталась мне неведомой: думаю, что чудовищной была сумма. Они оперировали неведомыми мне единицами, что стояло за цифрами «один», «два» или «три»? Остановились на тринадцати. Причем тот, кто выиграл покупку, был немцем. Он был из материнской немецкой ложи, «Трех глобусов», и он сказал, что торг, по справедливости, надо остановить на нем, и на предложенной им сумме, если речь идет о равновесии в мире. Он не стал утверждать, что Книга будет сохранена… Он ничего не обещал, он говорил лишь об равновесии, а равновесие иногда достигается и уничтожением оружия противника… Ему возражали, он возражал в ответ. Но отдали доски ему. При упоминании о том, кому достались артефакты «Аненербе»…