Гала Науменко - Мой Париж – Гомель

«Айл би бэк…»

Я сказала речной вокзал?

Перепутала. Клуб «Немо». Конечно, «Немо». Столики, стульчики, цветочки. Салаты с морепродуктами, говядинка с грибочками. Джаз живой по выходным.

Но если мы будем настойчиво смотреть в окна клуба, снаружи, конечно, то ли сквозь прозрачную органзу стекла, то ли сквозь годы нашей памяти, проступят очертания речного вокзала. Зайдем в него. Пустой зал с обшарпанными стенами, открытая касса.

– Нам, пожалуйста, 4 билета на «Ракету» до Хаток.

– Пожалуйста. 4 билета до Хаток.

Почему 4 билета? Да потому что нас четверо! Маша, Даша, Паша, Саша.

Все знакомые уже давно в Хатках, и только эти четверо задержались в городе.

Да вы, наверное, не знаете ни Боровую, ни Плесы, ни Хатки. А жители нашего города кому за 30 знают. Остановки на берегах реки. Для взрослых – дачи, для молодежи – первые походы. Для расслабленных по жизни – палаточный городок с марта по октябрь. Например, в Хатках. Понятно, что надо ехать.

Но вот какая арифметика: Паша любит Машу, а Маша любит Сашу.

Машу можно понять. Саша носит круглые очки, как у Джона Леннона, играет на гитаре и поет «Аделаиду» Гребенщикова звонче самого Гребенщикова. Но и Пашу можно понять. Маша солнечная, с длинными ногами и, хоть и умная, не умничает. Всех можно понять, а в целом Санта-Барбара.

За дело берется специалист. Даша.

– Ой, мальчики, какие вы веселые! Ой, какие смешные! А давайте выйдем на остановку раньше, на Боровой… Ой, а ведь это была последняя «Ракета». Придется ночевать здесь, а утром первым рейсом в Хатки. Что? У нас ни палатки, ни спальников? Зато есть плед! Огромный, метр на метр. На четверых. И консерва. Гуляем!

Закат. Теплая река. Даша купается. Прекрасная нимфа в алмазных каплях воды – зрелище не для 16-летнего юноши. Да что я говорю, именно для 16-летнего юноши самое зрелище!

Ой, что это попало Даше в глаз! Так не вовремя! Помочь некому. Почему некому? Как раз Паша с костром на берегу возится.

– Паша! Паша!

– Что такое?

– Посмотри, что-то в глаз попало.

– Да вроде ничего нет.

– Как нет ничего?! Смотри внимательно… Ой, чуть не упали! Упали! Какая теплая вода, правда?

И вот они плавают в реке, такой узкой для двоих, что приходится буквально касаться друг друга. А потом сушат одежду, кутаются в один плед. Сменной-то одежды с собой нет.

Кто ж знал, что все так повернется!

К утру Паша называл Солнцем уже другую звезду, а у Маши появилась возможность ознакомиться со всем репертуаром Бориса Борисовича Гребенщикова в исполнении Саши…

Первая «Ракета» привезла ребят, перемешанных, но не проясненных, в гомельский Вудсток, Хатки.

Берег Хаток обрывист и высок. Ребята почти поднялись к палаточному лагерю, как вдруг пораженно замерли. Сверху вниз по обрыву медленной поступью спускалась серая в яблоки лошадь.

Эпическая картина. В основном из-за всадника. Стройной мускулистой лошадью правил прямой, как стрела, величавый мужчина. Шинель на голое тело. Плавки были. Плавки и шинель. Всадник остановил лошадь в полуметре над ребятами. Одной рукой держал поводья, другой он поднял Машу на свой уровень, поцеловал в лоб, поставил на то же место, развернул лошадь и, не говоря ни слова, так же спокойно поднялся по обрыву и уехал в лес.

– Что это было? – спросила Маша у местных зевак, то ли уже проснувшихся, то ли еще не ложившихся спать.

– «Это» был Батон. Король Хаток. А поцелуй – посвящение. Теперь у тебя все в жизни будет хорошо. А если Батон захочет помыть руки, ты даже сможешь подержать его шинель.

Романтично? Еще бы! Такое дело: вся романтика начинается с речного вокзала…

А теперь вот «Немо». Но то ли близость реки, то ли память места, здесь, как и прежде, перемешиваются влюбленные, и кто знает, может именно тут создаются самые гармоничные пары. Уж самые романтичные пары – это точно.

«Кораблики на реке» Т. А. Горбачевская

«Возвращение лёгкости»

Закройте глаза. Глубоко вдохните, выдохните. Спокойно дышите. Представьте, что вы оказались в этой картинке. Летнее солнышко согревает прибрежный песок. По воде скачут солнечные зайчики. Свежий ветерок колышет нежную листву деревьев. Вместе с ароматом разнотравья вы вдыхаете лёгкость и негу. Как воздушный шарик вы наполняетесь беззаботностью, непринуждённостью. Жить снова легко!.. Глубоко вдохните, выдохните, откройте глаза.

Благодаря романтическим фильмам типа «Сумерки» мы хорошо относимся к вампирам, оборотням и прочим брутальным юношам.

Между тем возможность превращаться всю жизнь в одно и то же животное – так себе магическая способность.

То ли дело, когда к совершеннолетию мама научила тебя разбирать свое сознание на молекулы и собирать его мгновенно в теле любого зверя, птицы или кузнечика прямокрылого. Захотел ты, скажем, узнать, проснулась ли твоя возлюбленная. Можно, конечно, позвонить, узнать и даже бонусом получить адрес, куда тебе идти в это летнее утро. А вселился ты в птичку на веточке у ее окна и увидел сквозь шторки, что спит твоя милая. Переливчато сопит и даже говорит с тобой во сне: «Кто ты? Сережа? Миша?».

Любит тебя.

Или захотелось тебе на концерт «Депеш Мод» в НьюЙорк в сентябре. Где Нью-Йорк, а где ты! А тут раз – и ты в мухе. Сиди себе тихонечко перед носом Гаана, лапками притоптывай, крылышками прихлопывай.

Одна тонкость: где находится сознание животного, которого ты так меркантильно используешь. Большинство магов владели волшебным заклинанием: «Цыц!», и животное смирно сидело где-то в рептильном мозгу и не отсвечивало.

Отдельные мастера, относящиеся с буддистским сочувствием ко всем живым существам, отправляли сознание зверушки в свое собственное тело. Живое существо от неожиданности застывало, иногда бежало, реже балдело. В общем краткосрочный бартер.

Вернемся в город. А именно к скульптурной композиции «Лодочник» в центральном парке и истории, с ней связанной.

Жили в древнем Гомеле две богатые семьи – Радимичи и Дреговичи. Не то, чтоб сильно враждовали, но поделить мирно рынок меда как-то не могли.

В те дальние времена, кто владел медом, тот владел миром. Продукты питания, фармакология, косметология, стройматериалы, бытовая химия и еще ряд отраслей держались на меду. Кое-кто из новаторов пытался перевести на мед и животноводство, но не заладилось, кони дохли.

У Радимичей подрастала дочь Луша, красавица, косы в пол, характер любознательный, способности к ветеринарии. У Дреговичей, соответственно, сын Лукьян, с пламенным сердцем и ясным взглядом. Весь в маму-ведунью. Она и научила сына в птиц-зверей вселяться, высоко в небо соколом подниматься, по прохладной земле ужиком скользить. А чтоб маменькиным сынком не дразнили, носил колчан со стрелами, типа охотник крутой.