Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! Сказка для взрослых

– Саша, – строго начал Алексей Викторович, – сегодня понедельник. Ты, разумеется, помнишь о своих «дополнительных обязанностях»? Так вот, сегодня самое время! И не забудь упомянуть о моем блестящем выступлении на конференции!

– Есть, Алексей Викторович! Будет сделано!

– Я полагаюсь на тебя, Саша, ты мой лучший сотрудник. Поэтому я и доверил тебе эту работу. Если пост соберет больше 50 лайков – на следующем тренинге будешь помощником тренера!

Саша просиял. Помощник тренера – это круто! Все будет тип-топ, уж он-то босса не подведет. Их маленький секрет заключался в том, что помимо основной занятости Саша халтурил для босса копирайтером. Работа эта была тайной, никто не должен был знать кто на самом деле является автором постов, возникающих на странице великого бизнес-тренера Алексея Йоффе! Вернувшись на рабочее место Саша сходу накатал пост:

«Что делать в понедельник утром? Конечно, ехать проводить тренинг по продажам! Как хорошо, что я успел перекинуться парой идей с коллегами, пребывающими в восторге от моей презентации на субботней конференции „Продай или умри“. Грядут новые проекты! Особое спасибо Наташе Мартинян и другим организаторам. Люблю свою работу!»

Стоял поздний мартовский вечер. Тихо покачивали коронованными головами розы и мялись в складках гвоздики на мосту. Легкий бриз шелестел флагами, тревожа бесчисленные фотографии и рисунки с изображением героя, расставленные вперемежку с лозунгами: «Так победим!», «Борись», «Россия будет свободной». Именно здесь, напротив Кремля, несколько лет назад упал на асфальт, пораженный трусливой пулей наемного бандита, известный политик, видный мужчина, предводитель оппозиции Перцов. Как говорится: «свято место пусто не бывает» – с тех пор оно не пустовало ни минуты. Ни дня, ни ночи не прошло без настойчивых активистов, толп паломников и иностранных гостей. Герой умер за нашу и вашу свободу, герой должен спать спокойно, в уверенности, что дело его живо. Так рассуждали двое мужчин – пожилой в потертой спортивной куртке и меховой шапке-ушанке, с глубоко прорезанными морщинами на волевом лице, и другой, молодой и смазливый, наряженный в модное двубортное приталенное пальто, с любопытством пялившийся по сторонам. Они лишь недавно заступили на дежурство, сменив паренька из «Справедливости», и теперь вдумчиво сидели на гранитном бордюре, отделявшем пешеходную часть моста от автомобильной и смотрели на реку, готовясь к бессонной ночи. Тот, что постарше, с седой бородой и веселой искринкой в глазах, периодически импульсивно вскакивал и бороздил мостовую, чтобы внимательно осмотреть свои владения, поправить покосившиеся таблички или равномернее распределить цветы. Цветов у героя должно быть много! Их тащили активисты, несли фаны и сторонники погибшего, а каждое утро сюда приезжала спецмашина из оранжереи, и пожилая флористка в платке трудолюбиво распределяла цветки по букетам, перевязывала красными и желтыми лентами, вкладывая все свое чувство прекрасного в эту незамысловатую икебану. Между цветов горели, аккуратно разложенные вдоль стены, свечи, за ними следили дежурные, зажигая новые по мере прогорания старых. Традиция дежурить на этом месте зародилась вскоре после вероломного убийства – море людей закидало цветами всю округу, их вывозили грузовиками! – с возбуждением рассказывал молодому пожилой, а тот внимал, склонив голову. Буквально через несколько дней сюда пришли вандалы, раскидали таблички, разбросали цветы, порвали портреты, написали баллончиком оскорбительное слово и скрылись. Тогда-то и пришло понимание, что охранять память погибшего надо круглосуточно. Периодически мост пытались зачистить сами власти с помощью коммунальных служб, но не тут-то было! Активисты решительно пресекали их иезуитские замыслы. Было и еще одно назначение у самодеятельного мемориала. Он служил точкой сбора и притяжения для всех прогрессивных сил, демократической общественности и оппозиции, для людей, желающих что-то изменить в этой стране. Вечным огоньком он горел в центре столицы, искрой готовой разжечь пламя демократической революции в России.

– Я был первым, кто стал здесь дежурить, – рассказывал пожилой. После разгрома я пришел сюда, чтобы собрать букеты, вернуть на место фотографии, зажечь свечи и стереть гнусные надписи. Я защитил героя своим телом, закрыл собой кровоточащую рану, и монумент выжил! Сколько раз я гонял отсюда провокаторов… Сколько раз я в одиночку противостоял «Гормосту», гонял отсюда «Ваших», «Наших», «Идущих вместе и порознь» и прочих кремлядей. Не дай бог тебе при этом присутствовать!

– И часто такое… ээ… происходит? – озадачился молодой активист.

– Ну как… Периодически. Сегодня ночью может быть вполне!

– Откуда вы знаете?

– Всегда возможно. В каждую ночь возможен наезд.

Молодой задумался. Треща поломанным мотором, мимо протарахтела машина, послышался женский визг, залаяла собака, но все быстро успокоилось.

– Я тут второй раз, – заговорил он, – в прошлый раз я дежурил с утра, пришла журналистка, вроде из Швеции, прекрасно разговаривала по-русски, хотя и с акцентом. Спрашивала, зачем мы тут находимся, до каких пор намереваемся стоять. Я ей ответил: будем стоять, пока власти не поставят официальный монумент, памятник и табличку. А она такая: я слышала, что погибший оставил огромное наследство, что вы про это думаете? Я не знал, что ответить, сказал что ничего про это не знаю.

– Это провокаторы! – возбудившись, старик вскочил на ноги и сорвался на визгливый фальцет – Они повсюду! Даже среди иностранных журналистов они встречаются: контора не спит, вербует пачками. Ты никогда не знаешь, кто перед тобой. А я их за километр чую! Чай не первый год в правозащитном движении! Ребенком, вместе с матерью, я часто сиживал в гостях у близкой подруги и сподвижницы Андрея Дмитриевича Сахарова Эллы Леонидовны Слуцкой. Это была чудесная семья – там все сидели! Все прошли через ГУЛАГ – мать сгинула в лагерях, сама Элла Леонидовна осуждена как ЧСИР и даже дочь ее Марина родилась в концлагере под Пермью. По вечерам, в изолированной комнате с пятислойными обоями, мы слушали BBC и «Голос Америки» по транзистору, а уж Солженицын там как ходил, как ходил! В самиздате, тамиздате и лично переписанный изящной ручкой Танюши – машинистки из особого отдела. Тонкие листы папиросной бумаги мы читали молча, потому что у стен есть уши… – он наклонился близко-близко к уху собеседника – Я хочу дать тебе совет, ты еще совсем зелен, многого не понимаешь, но этот совет может тебе пригодиться…

Молодой человек подставил ухо в знак внимания, как вдруг пилой завизжал мобильный. Жилистой рукой старик достал из кармана надрывающийся аппарат. Голос в трубке был настойчив и требователен.