Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! Сказка для взрослых

Пройдя через линию (Маннергейма) фейсконтроля, друзья вклинились в ароматную толпу. Мужчины, женщины, пухлые и худосочные, мясо, лимфа и кровь терлись друг об друга в клубящемся чаду разноцветных огней. Казалось их вообще ничего не беспокоило: ни дефолт, ни атака, ни другие непорядки последних дней. Решил забить и Саша.

– «Еще мартини?» – пошутил Скиф.

– Нет, «белый русский», – на полном серьезе ответил Саша.

– Тогда я черный.

Миниатюрная барменша, с торчащими сквозь синтетическую белизну сосками, неуловимо мелькала между бутылок. Еще через четверть часа друзьям, наконец, удалось обратить на себя ее внимание.

– За встречу!

– За жизнь!

– За нас!

– Знаешь, в чем отличие русской феминистки от западной? – начал свои обычные приколы Скиф. – Русская феминистка желает от мужчины получать, но не хочет давать. Ты приглашаешь ее на курорт, оплачиваешь ресторан, билеты и гостиницу, и когда вы уже лежите в бунгало под балдахином, она тебе сообщает: прости, дорогой, я еще не готова к близости! Давай лучше съездим в Диснейленд! Западная же феминистка платит в ресторане из собственного кармана, а потом сама тебя приглашает: «Знаешь, что я решила? Пойдем трахаться! Но вначале, будь добр, подпиши договорчик – с тебя три оргазма, два куннилингуса, и чтоб никаких миссионерских и собачьих поз! Ты читаешь договор, а там мелкими буквами приписано: невыполнение условий договора приравнивается к изнасилованию».

– Хахаха, – засмеялся Саша, поднимая бокал. – За баб!

– За русских баб!

Они взяли еще. На этот раз Саша пил «черный русский», а Скиф белый.

– У меня много баб было, – хвастался Скиф, – так вот я тебе как на кресте, ну, или на магендовиде, скажу – русские бабы самые лучшие! Знаешь, говорят, что русская народная душа – женщина! Так вот, я бы не отказался ее трахнуть! Она ж, поди, сладкая, русская душа-то!

– За мое блестящее политическое будущее! – поднял Саша бокал.

– Как? – удивился Скиф.

– Иду в «Справедливость»! – Саше не терпелось поделиться.

– Это ты молодец! Хотя рискуешь, конечно. Они же несистемные, их прессуют. Если попадешь в переделку – я тебя вытащу. У меня крутые связи наверху.

– Буду иметь в виду, – взял на заметку Саша.

– А теперь – за бизнес! – предложил Скиф. – У меня намечается проект на сотни лимонов. Как заведется – будешь работать со мной. Сможешь бросить свой унылый офис, перестать продавать чертей и начать загребать реальные баблосы.

Друзья выпили. В следующий раз, когда Саша осмотрелся, цветные пятна уже носились как сумасшедшие по комнате, описывая сферические круги. Пол, потолок, сцена – все помещение вертелось, переворачиваясь с ног на голову. «Кажется, я пьян», – осознал Саша и громко произнес:

– Кажется, я пьян!

Только жесткий музыкальный бит и шум толпы отозвались в ответ. Он обернулся – друга не было. «Наверное, пошел отлить», – решил Саша и отправился, выписывая вензеля, к дребезжащему от басов танцполу.

На танцполе был аншлаг. Плотная масса людей содрогалась мясистым студнем. Брюнетки и блондинки били тяжелой артиллерией духов и пота. Их заманчивые тела с колыхающимися грудями, животами, попами соблазнительно дергались в ритмичном буги-вуги. Парни остервенело крутили мускулами, девушки – прелестями. Немного потанцевав, Саша почувствовал усталость и отчуждение от «потных и мокрых рыл» и шаг за шагом стал пробиваться к стеночке, к стеночке, подальше от орущих динамиков.

Там он ее и заметил.

Однажды в Сашиной жизни объявился Костя. Костя был другом детства, вместе они росли в одном дворе, вместе мастерили вонючие куличи из грязного песка в покоцаных ведерках, жгли спички за забором и катались на трехколесных велосипедах. Позже, во втором классе школы, они увлеклись игрой в индейцев – воткнув в немытую башку подобранные с земли голубиные перья, раскрасив физиономию спертой у матери помадой, носились по двору, издавая боевые петушиные крики. Но совместное детство недолго длилось – после третьего класса Костя покинул родной город, где он жил у бабушки, и уехал в Москву, к родителям. Там и сгинул. До его окончательного исчезновения они еще успели обменяться несколькими незамысловатыми письмами, но вскоре водоворот жизни засосал их в свои неотвратимые воронки. Саша и не предполагал увидеть друга снова, пока одним унылым и мрачным питерским вечером не зарегистрировался в «Одноклассниках». Зарегился и забыл. Через несколько дней Саша вновь полез проверить свой аккаунт, а там… его ждало послание из прошлого. «Привет, – писал Костя. – Возможно ты помнишь, я задолжал тебе 1 рубль и 30 копеек рублей за мороженое – сладкий пломбир, что мы лопали на площади Ленина незадолго до моего отъезда. Все эти годы я пытался тебя найти, чтобы вернуть долг. Слава технологиям, ты появился! Желаю поскорее встретиться, чтобы освободить свою нетленную душу от лишних обязательств».

Саша в затяжном онемении смотрел на экран.

Они встретились в тот же день в середине Дворцового моста, что несомненно что-то символизировало, хоть Саша и не мог сформулировать что именно, и отправились на Невский. На вид Костя будто и не изменился: только пухлые младенческие щечки сменились щетинистым лицом молодого мужчины, детские глазенки запылали невротическим огнем, а ребяческие шалости переросли в увлечение буддизмом. Поразительным образом, Костя тоже жил в Питере! По профессии Костя оказался каким-то научным работником, успев выучиться в московском МФТИ (куда мальчугана пристроил отец, большая шишка в органах безопасности, всегда мечтавший об умном сыне), и занимался чем-то крайне занудным в чрезвычайно закрытой государственной конторе – не то ядерной физикой, не то ракетостроением, Саша так и не разобрал. К работе своей Константин относился с болезненной серьезностью: «на службе» или «по долгу службы» – часто повторял он.

Зайдя в кафе, Костя сразу выложил на стол 1 рубль и 30 копеек.

– Это тебе. Не люблю быть должным, – и виновато улыбнулся.

– Все эти годы ты помнил об этом мороженом? – поднял брови Саша.

– У меня хорошая память.

Разговор летел стрелой. Костя с увлечением вспоминал юность:

– А помнишь, ты принес мне кассету «Шарп» с записями «Аэросмит», а ее плеер зажевал? Помнишь, как мы костер жгли в палисаднике возле дома и сожгли все собрание сочинений Ленина? А как я тогда с велика ебнулся, и мы потом за гаражами колесо меняли? Ссадины еще месяц заживали…

Действительно, память у Кости была великолепная. Еще больше было у него желания удерживать в ней все эти давно ушедшие детали дней давно минувших. Иначе относился к прошлому Саша – что было, то прошло! Зачем ворошить былое? На вопрос о том, была ли то шутка или его действительно так сильно волновал долг двадцатилетней давности, Костя ответил двусмысленно – настоящий буддист не может иметь ни долгов, ни имущества.